Китти лежала возле кресел, тяжело дыша и время от времени с усилием открывая и закрывая глаза. Когда клоун выстрелил в меня, я успел нагнуться, и пуля просвистела надо мной, не причинив никому вреда. Но потом началось столпотворение, меня толкнули, сбили с ног, и я потерял очки. Стоя на четвереньках, наконец кое-как нащупал их, когда чья-то железная рука ухватила меня за локоть.

– Все в порядке, это я, – прозвенел надо мной голос Изабель Плесси.

Ее лицо маячило в вышине смутным пятном, и вообще все окружающее неожиданно потеряло резкость и превратилось в скучную мешанину размытых красок. Она подобрала мои очки и вложила мне в руку, а затем помогла подняться на ноги. Я и не подозревал, что в столь хрупкой женщине скрывается такая сила.

– Что с вами? – спросила она, видя, что я пытаюсь надеть очки, хотя оба стекла треснули и были безнадежно испорчены.

– Я ничего не вижу, – прошептал я. – Где моя записная книжка?

Изабель усадила меня, отыскала под стульями книжку и передала мне. Я поспешно спрятал ее в карман. Какое-то пятно причитало в нескольких шагах от меня. Я мучительно сощурился.

– Что это? – спросил я.

– Маруся, – шепотом ответила Изабель. – Она плачет.

Надо же, а ведь совсем недавно она чуть ли не злорадствовала оттого, что ее подруга попала в беду...

– А девушка? – спросил я. – Китти? Она ранена? Что с ней?

– Она умерла, – коротко сообщила Изабель.

Пятно застонало и завыло, как собака.

– Ка-а-а... тенька! Что ж такое? За что? Боже мой!

– У вас кровь на лице, – сказала Изабель. Какая-то белая прохладная тряпочка коснулась моего виска. – Надо же... Все-таки он и вас задел.

– Он бежал? – спросил я.

– Не знаю, – вздохнула Изабель, – но похоже на то. Ваши коллеги уже здесь, думаю, у них мы узнаем ответ на этот вопрос.

* * *

Потом было долгое и мучительное объяснение с моим коллегой Половицыным, который во что бы то ни стало хотел знать, что я делаю в Петербурге. Был вечер, плавно перетекающий в ночь, пятна, мельтешащие вокруг меня, шарканье сапог, грубые голоса нижних чинов... Все мне было совершенно неинтересно. Единственным, что могло иметь какое-то значение, оказался рассказ одного из укротителей о том, как он заметил за кулисами высокого неразговорчивого господина. Укротитель, по его собственным словам, спросил у господина, что тот здесь делает. Господин объяснил, что его нанял директор цирка, после чего прошел в уборную и совершенно спокойно стал гримироваться. Разумеется, из расспросов директора выяснилось, что он никого не нанимал и понятия не имеет о том, кем мог быть стрелявший клоун.

– Судя по всему, тот господин – Леманн, – сказал я Изабель. – Он узнал Китти, увидел, что я расспрашиваю девушку, и решил избавиться от свидетельницы.

– Гм, может, быть, – с сомнением покачала головой Изабель. – А откуда он узнал, что вы говорите именно с ней? Он ведь не знал ее в лицо.

– Просто он слышал мое дурацкое объявление, – с горечью признался я.

Изабель немного помолчала и возразила:

– А укротитель говорил, что господин появился уже позже.

И тут меня осенило.

– Он узнал платье! – Я взволнованно прищелкнул пальцами. – Ну конечно же! Бьюсь об заклад, на ней было платье Фриды Келлер, которое украл Столетов. То-то мне показалось, что оно выглядит слишком роскошно для простой швеи...

– Какой вы умный! – воскликнула Изабель. – Должна признаться, я даже не подумала о таком варианте... Баронесса Корф должна гордиться тем, что у нее такой толковый помощник!

Ах, как бы я хотел разделять ее уверенность... Но на самом деле я знал, что мне решительно нечем гордиться. Половицын сообщил нам, что мы можем идти, и я вместе с Изабель вышел под моросящий дождь. Стоило мне сделать два или три шага, как я споткнулся и едва не упал.

– Ну, – воскликнула мадемуазель Плесси, – куда это годится! Обопритесь о мою руку... Эй, извозчик! Извозчик!

Но проклятый извозчик не пожелал остановиться и проехал мимо, обдав нас вдобавок брызгами из лужи. Изабель топнула ногой и послала ему вслед звучное пожелание сломать себе шею на ближайшем перекрестке.

– Ничего, – сказал я, стараясь ее ободрить. – Дойдем пешком. Наша гостиница не так далеко.

Однако я упустил из виду, что «не так далеко» для зрячего человека превращается для того, кто почти ничего не видит, в настоящее путешествие, полное смертельных опасностей. Вокруг меня громоздились темные очертания домов с редкими пятнами света в окнах, изредка, фыркая, мимо проносилось что-то крупное и бесформенное, и только по цокоту копыт и окрикам возницы я понимал, что проследовал экипаж. Проплывали тени, смеющиеся женскими голосами, другие тени, пахнущие табаком, толкали меня, чтобы я уступил им дорогу. Под ногами хлюпали лужи, за открытым окном забренчал рояль, где-то заплакал ребенок... Два желтых пятнышка засветились у земли, жалобно мяукнули и нырнули в подворотню.

– Сюда, – сказала Изабель.

Если бы не она, я бы, наверное, давно пропал – или свалился под карету, или попросту сломал бы себе шею, споткнувшись на мостовой. Но Изабель ни на мгновение не отпускала меня от себя. Крепко держа меня за локоть, она уверенно руководила нашим передвижением по городу, неожиданно ставшему таким незнакомым, недобрым и враждебным.

– Осторожно, лужа... Теперь налево. Да не прямо теперь, а сейчас! Куда вы, Аполлинер? Здесь же фонарный столб, вы могли ушибиться!

Наконец мы добрались до нашей гостиницы, и Изабель все так же, крепко держа меня за руку, проводила меня до моего номера.

– Вот... Садитесь. Да не сюда, это камин... Вот сюда. Вы совсем, совсем ничего не видите? Ах, как досадно! Ну-ка, покажите мне ваши очки...

Я подал ей очки (одно стекло в них треснуло окончательно и почти целиком вылетело). Изабель повертела очки в руках, покрутила головой недовольно и вернула очки мне.

– Вот что, Аполлинер... Посидите пока здесь, а я схожу за кем-нибудь, кто сможет вам сделать новые очки.

– Не надо, Изабель, – сказал я. – И потом, сейчас уже поздно.

– Не спорьте со мной! – отозвалась она. – Я терпеть не могу, когда со мной спорят. Как я сказала, так и будет... Подождите меня, я скоро вернусь.

И, прошелестев платьем, ушла. Дверь затворилась с глухим стуком, и я остался один в мире, полном враждебных пятен, где не мог отличить камина от кресла.

Слепец, слепец! Ничего не добился, никого не нашел... Разве что выяснил, что покойный Столетов был безбожно, космически глуп, потому что отдал своей подружке на завертки чертежи, которые стоили целое состояние... На завертки, господи боже ты мой! Но до завертывания в них мусора, впрочем, не дошло, потому что некто, чьи приметы покойная Китти не успела мне сообщить, явился к ней домой под видом старьевщика и забрал чертежи, восемь листков на голубой бумаге. Просто так забрал, не заплатив ни копейки, ни гроша, ни... И черт его знает, как зовут того господина и где его теперь искать. Потому что он уже нашел то, что ему было нужно, пока я расследовал по поручению явного болвана убийство никому не нужной собачонки, и пикировался с баронессой Корф, и... и...