– А не обманешь?

– Мне смысла нет. Пусть твои лавочники с тобой разбираются. Они тоже умнеть стали. За крышей к нам идут.

– И отпустишь?

– Если их возьму, и водитель опознает, отпущу под подписку. Ты, естественно смоешься, но я плакать не буду. Все равно сюда за рубликами прибежишь. У вас там опять полный бардак, самостийники хреновы. А приедешь, не возьмешься за ум, окажешься снова в камере.

– Ладно, записывай.

– Бачишь, голова все же надежнее пистолета. – Усмехнулся Трутеев и достал из кармана свою записную книжку: – Как договорились, без протокола.

– И магнитофон не включал?

– На, подывись. – Следователь выложил на стол кассетник и показал пустое гнездо.

– Уломал, пиши. – Вздохнул Виктор и назвал имена убийц писателя Клименко.

Гатное. Охотничье хозяйство,

в окрестностях Киева.

19 ноября 2010 года.

После штурма лукъяновской тюрьмы, Сергей Павлович Снегирь, со своим отрядом спешил покинуть город. Три внедорожника на бешеной скорости промчались по Дектяревской, переулками выбрались на проспект Победы и, здесь им преградил дорогу пост из двух БТР. Снегирь сидел в головной машине. Приказав водителю объехать бронетранспортеры по тротуару, он кнопкой опустил стекло и дал очередь из автомата. Сзади, из двух джипов так же открыли огонь. Пока патрульные опомнились и начали отстреливаться, пока развернули бронемашины, Снегирь и его товарищи были уже далеко. При выезде из Киева их снова пытались задержать, но внедорожники, не сбавляя скорости, проскочили пост. Две пули пробили лобовое стекло третьей машины, и одна из пуль задела водителю ухо. Больше, до самого поворота к лесничеству, их остановить не пытались.

От егеря Остапа Куренкова, Сергей Павлович узнал, что Тимофей Старков у него так и не появился. Выяснить, что случилось с московским журналистом, вызвался Богдан Лисицкий.

– Ты, там поосторожнее. «Орлы» Дыбенко могли сообразить, и оставить в твоем доме засаду. – Предупредил друга Снегирь. Лисицкий взял старенькую «Таврию» егеря и поехал в Гатное. Антикварная легковушка иных чувств, кроме сострадательных, вызвать не могла, и Снегирь надеялся, что Лисицкого на ней не остановят.

Сам егерь занимался людьми и хозяйством – расставлял посты, чтобы ищейки Дыбенко не смогли появиться незамеченными, кормил собак, устраивал товарищей Сергея Павловича на отдых и отыскивал запасы провизии. Его охотничье владение теперь напоминало лагерь партизан. В лесу дежурили автоматчики. На кухне женщины Лисицкого, как и в доме Богдана, лепили вареники и, так же быстро, эти вареники уничтожались. Только женщин стало больше. С готовкой им помогали супруга егеря, Оксана и жена Сергея Павловича, Лиля. Жену Снегирь заблаговременно отправил сюда вместе с сыном.

Охотничий домик, неподалеку от поселка Гатное, до переворота пользовали несколько друзей-бизнесменов. Они не только охотились в окрестных рощах, а отмечали здесь свои юбилеи и праздновали успешные проекты в своем бизнесе. Компания Снегиря место своего отдыха не афишировала, и Сергей Павлович надеялся, что ксюда националисты не нагрянут. Во всяком случае, незаметно. А если появятся, его отряд готов дать серьезный отпор. Мужики, которых он собрал, стрелять умели, и были обучены боевым приемам. Большинство из них, перед тем, как пойти в частные охранные структуры, отслужили в спецназе, или других специальных частях.

Осмотрев базу, Снегирь вызвал сына. Они со Стасом о чем-то пошептались, и тот, прихватив с собой бойцов отряда Василия Тавгуна и Степана Остапенко, незаметно исчез. Снегирь вернулся в дом.

Здесь работал телевизор. Не занятые в дозоре мужчины расселись в кресла и на диваны, отслеживая новости. Все старые каналы Дыбенко закрыл. Вещал один, названный «национальным». Передавали одно и тоже. Нахваливали «Национальный реванш» и его решительные действия по отношению к москалям, жидам, и цыганам. В данный момент речь шла именно о цыганах. Веселое кочевое племя загнали на городской ипподром, и лидеры националистов дискутировали в прямом эфире, расстрелять всех цыган, или выгнать за пределы Республики.

– Совсем охренели. – Прокомментировал дискуссию «политиков» бывший спецназовец Гриша.

– Шахтеры на работу не вышли, угля нет, газа нет, жратвы тоже. Остается только цыган стрелять. – Ответил ему водитель Данило с перевязанной головой. Это ему пуля зацепила ухо.

Сергей Павлович вышел во двор, и достал мобильный. Пытаясь дозвониться, поглядывал на дорогу. Он ждал Лисицкого и названивал знакомым военным. Несколько номеров оказались отключены. Наконец, один абонент отозвался.

– Сева ты?

– Я, Снегирек. – Басом ответили в трубке: – Ты где?

– Я-то в Киеве. А вот где вы, доблестные десантники?

– На Сиваше стоим. Скажи мне, что в Киеве происходит? Мы здесь ничего не понимаем.

– Происходит криминал. Ваш министр Дыбенко совершил переворот. Премьер в тюрьме, а вы отсиживаетесь.

– Это я знаю. А что мы можем сделать?

Снегирь разозлился:

– Я тут с тремя десятками пацанов тюрьму штурмую, а ты, полковник, спрашиваешь меня, штатского, что тебе делать? Бери свой полк, сажай на «вертушки» и лети сюда. Мы с твоими ребятами за три часа порядок наведем.

– Ты Тимошенко освободил?

– Освободил, да она не захотела из СИЗО выходить.

– Почему?

– Дыбенко ее родных в заложниках держит. Этот козел надумал за них бабки сорвать. Она и осталась. Боится за внука, за дочь… Слушай, хватит ля-ля. Ты с нами?

В трубке долго молчали. Затем сочный бас изрек:

– Говори координаты. Не на Крещатик же высаживаться?

– Впрямую по телефону не буду. Помнишь, где Пеликан свой юбилей отмечал?

В трубке снова затихли:

– Помню.

– Вот тебе и координаты. И для моих «борт» прихвати. У меня тридцать шесть орлов и все со стволами.

– Жди.

– Жду. – Сергей Павлович убрал трубку и услышал в лесу шум машины. Движок «Таврии» он сразу узнал. Вскоре из-за деревьев показался и сам «лимузин». По выражению лица Лисицкого хороших вестей ждать не приходилось.

– Твоего журналиста сцапали. – Сообщил он Снегирю и потянулся в карман за сигаретами.

– Как они успели?

– Не знаю. Сосед утром видел, но точного времени не запомнил. Скорее всего, журналист замешкался, потянул немного, его и взяли. «Фордик» так у ворот и стоит.

– Ладно, что-нибудь придумаем. Московского журналиста Дыбенко шлепнуть испугается. А время работает на нас. Я больше за Юлю боюсь…

Лисицкий щелкнул зажигалкой и жадно затянулся:

– Что ты собираешься делать?

– Ждать.

– Чего?