А Никита… Голова его в этот момент абсолютно не соображала — его точно мешком ударили, так ему казалось. Работал один язык, и он (хвала ему) бойко и внятно выполнял обязанность всех профессионалов розыска во все времена: задавал и задавал вопросы. Больше, быстрее!

Последующий диалог напоминал игру в пинг-понг.

— Вы давно Костю знаете?

— Два года, нет, меньше… Но все равно — давно.

— Он прежний сотрудник базы? Так?

— Да.

— А когда его уволили? Или он сам ушел? Иванова отвернулась.

— Это вам Ольгин сказал. Насплетничал уже. Так чего же вы меня об этом спрашиваете? У него и узнавайте. Это его история.

— Он вас здесь все это время навещал?

— Я люблю его! — Ее ответ прозвучал словно выстрел из двуствольного ружья.

— Накануне, ну, в тот вечер перед смертью Калязиной, он ведь тоже был у вас?

— Да.

— Когда он ушел?

— Он торопился на электричку девять двадцать. Так же, как и баба Сима. Они хотели ехать вместе.

Перед глазами Никиты вертелось что-то огненно-жгучее.

— Но ведь Калязина вышла за ворота одна.

— Да, мы поговорили, потом… Ну, она пошла вперед, ну чтобы не мешать нам проститься. Она была очень деликатной, все понимала…

— Значит, она была в курсе того, что Костя вас навещает?

— Я сказала ей. Ему же надо было где-то есть. Он прямо с работы ко мне иногда приезжал. Вечером, ну, ночью. А баба Сима, когда дежурила, всегда его кормила.

— А как же он приходил? Как миновал ворота?

— Там, — Иванова кивнула на лес за окном. — В заборе есть дыра. Костя ее нашел. Ну через нее и… Прежде, весной, он как-то раз открыто ко мне приехал, так на Сашку напоролся. И вышел скандал грандиозный. Тогда он стал…

— Ясно. Ну значит, вы попрощались, а потом что было?

— Я закрыла ворота, а он пошел по бетонке догонять бабу Симу. — Иванова подняла на Никиту глаза. В них появилось выражение прежнего, так некогда удивившего Никиту недоумения.

— А после… ну, после того происшествия, вы с ним виделись?

Она отрицательно покачала головой.

— И что, ваш Ромео даже знать о себе вам не дал?

— Я ездила в Калиново. Там телефон на почте. Звонила ему, но дома никто не отвечает. Он и раньше, правда, пропадал на несколько дней.

— А где этот ваш Костя работает?

— Он работал здесь. Раньше. — Голос Ивановой был печален. — А где сейчас, я не знаю.

— Но вы его любите? — спросил Никита насмешливо. — Тем не менее и несмотря на?

— Да! — Это снова прозвучало как выстрел. Никита повернулся и пошел к двери. Спрашивать Иванову о том, как все же фамилия этого таинственного Кости, было лишним. Это явилось бы непростительным ляпсусом в столь виртуозно проведенной беседе, где одна из сторон до самого конца лишь смутно понимала, о чем все-таки тут идет речь.

Фамилию Кости назвал Ольгин. Его и Званцева Колосов застал в кабинете начальника Спасского ОВД. Соловьев восседал в кожаном вращающемся кресле «а-ля босс», а ученые расположились за совещательным столом. Никита смекнул, что процедура приема заявления о краже ложноногих — в самом разгаре.

— Ну, Никита Михайлович, видел? — осведомился Соловьев скорбно. — Вона оно как! Какие дела! Тут гроб можно с музыкой заказывать.

Колосов, поздоровавшись с Ольгиным и его заместителем, уселся напротив них.

— Как рука? — спросил Званцев. — Опять повязка, вижу.

— Пришлось. Неудобно: служба, все время на людях.

— Предрассудки, — фыркнул Званцев.

Он и Ольгин — оба были в джинсах и одинаковых куртках защитного цвета — своей повседневной рабочей одежде.

— Побывал я у вас снова, увидел все безобразия, — Никита взглянул на Ольгина. — И вот что я хочу вам сказать, Александр Николаевич: ту дверь открыли тем ключом.

Ольгин потер рукой небритый подбородок. Потом спросил:

— Ключом Родзевича?

Фамилия заведующего серпентарием повисла в тишине.

— Именно, — Колосов побарабанил по столу. — Ведь чужих на базе не бывает. Так?

— Да что вы! Да как вам в голову могло прийти такое! Это же просто… — Званцев побагровел. — Да быть такого не может! Венедикт Васильевич — честнейший человек.

Никита откашлялся.

— Я повторяю: ту дверь открыли тем ключом. Или… его дубликатом.

— Дубликат хранится в институте, — быстро ввернул Званцев.

— У кого?

— У исполняющей сейчас обязанности директора института Балашовой Нинель Григорьевны. Она — заведующая нашим музеем. Но в связи с тем, что директор в этом сезоне работает в полевых условиях, возглавляя экспедицию на Южный Урал, и пробудет там до осени, она — Балашова то есть — возглавила все в целом и…

— А где именно она хранит дубликат? — перебил его Колосов. — В сейфе? Где вообще у вас ключи находятся?

— У Нинель Григорьевны как такового сейфа нет.

Сейф, вернее шкаф с замком, есть у дежурного по институту, — пояснил Ольгин. — Там и хранятся дубликаты всех ключей.

— Ясненько. В шкафчике под амбарным замком. Эх, господа ученые! — простонал Соловьев. — В любом случае придется проверять теперь всех, кто имел доступ к шкафу. Весь ваш институт. Дайте-ка телефончик вашей начальницы. Мне список сотрудников понадобится.

— Да, всех сотрудников, — Колосов посмотрел на потолок, затем с не меньшим любопытством — на свою забинтованную руку. — Но я бы предпочел начать вот с чего. Александр Николаевич, вы ведь вчера утром на базу прибыли, так? Будьте добры, опишите нам вчерашний день. Только поподробнее.

— Ну… — Ольгин снова поскреб подбородок. — Я приехал. Мы вместе с Женей Суворовым сидели в аппаратной. Довольно долго сидели. Надо было показания с приборов снять и сравнить. Потом, — он обернулся к Званцеву, — мы с Олегом до четырех работали в первом секторе.

— С обезьянами? — уточнил Никита.

— Совершенно верно. Затем пошли обедать. Затем Зоя осматривала Флору — так, традиционные процедуры. Брали у нее анализ крови. Потом… Олег, что потом-то было?

— Да что… Кормили животных, чистили клетки. В восемь ужинали. Потом телевизор смотрели, — Званцев пожал плечами. — Вчера «Момент истины» как раз шел. Вот и все вроде.

— А где у вас телевизор стоит?

— В жилом секторе. На террасе. Там у нас своеобразный клуб. Занимаемся кто чем, пока по комнатам не разбредемся. В шахматы играем, иногда в преферанс.

— Иванова тоже смотрела телевизор?