Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В очередной раз, легко отразив удар, я с печальной улыбкой посмотрел на женщину потрясающей красоты, с твердым характером и решительным взглядом. Огненная Владычица, которая готова была защищать свою семью, даже ценой собственной жизни. Она всегда была такой, и даже иллюзия мерзкого Бога не смогла этого изменить.
— Сражайся! — потребовала она, вновь принимая боевую стойку и готовясь к новой атаке.
Она все понимала… Понимала, что для меня не составит труда отразить ее выпад. Понимала, что я специально отступаю. Понимала, что я уже не тот наивный мальчишка, который с трудом удерживал в руках даже деревянный меч. Да, мама, я вырос. Я стал воином и давно уже превзошел ее в мастерстве, но именно сейчас мне не хотелось этим хвалиться. Не хотелось видеть гордость за меня в ее пламенных глазах. И даже это, она понимала…
Я лишь слегка отклонился в сторону, когда серебристое лезвие скользнуло рядом с моей щекой. Для меня оно двигалось настолько медленно, что я даже смог разглядеть в нем свое отражение. Родительница ловко перехватила оружие и плавно ушла мне за спину, собираясь нанести рассекающий удар сверху вниз. Она начинала повторяться… Вздохнув, сделал шаг в сторону и повернулся. Икирим по широкой дуге резанул воздух, по косой траектории поднимаясь от земли вверх. Однако вместо ожидаемого противного лязга от столкновения лезвий, я услышал звук рассекаемой плоти и сдавленный вскрик. Мир словно раскололся в этот момент. Я не слышал ничего, кроме гулких ударов собственного сердца. Лишь на мгновение, прикрыв глаза, я до крови закусил губу и посмотрел на мать, которая с легкой улыбкой на устах и теплотой в глазах, медленно оседала на землю. Она обманула меня… Сделала вид, что нападает, а сама в последний момент откинула глефу и просто шагнула на встречу собственной смерти. Мама… Не сводя с нее взгляда, я разжал руку и Икирим тут же исчез. На негнущихся ногах шагнул к ней и как-то порывисто подался вперед, падая на колени и подхватывая стройное тело родительницы, не давая ему упасть на каменную дорожку. Растерянно глядя в тускнеющие пламенные глаза, я лишь изредка переводил взгляд на глубокую рану, из которой вместо крови сочился лиловый туман. Я знал, что так будет. Знал, но даже так, принять это оказалось слишком тяжело…
— Мама… — одними губами прошептал я, проводя по ее щеке дрожащими пальцами.
— Не о чем не жалей…мой мальчик… — тихо проговорила она, тепло улыбаясь и протягивая к моему лицу слабеющую руку.
Бережно коснувшись изящной ладони, я прижался к ней щекой и прикрыл глаза, ощущая, как внутри все сжимается и рвется от чувства, которое невозможно было передать словами. Столько горечи и боли обрушилось на меня за последнее время, что я просто не успевал справляться с этим нескончаемым потоком. Не знал, как смириться, принять и двинуться дальше без страха, угодит в очередную западню, расставленную бессердечными и жестокими Всевышними. Истерзанная душа, словно постепенно выгорала, тлела и осыпалась отмершим пеплом, а мое пламя, будто отчаянно билось в клетке, которая постепенно сжималась, стремясь его погасить. Это было невыносимо… С каждым таким ударом, я словно терял волю к жизни. Я был готов сдаться без боя…
— Адонис…будь сильным… — голос родительницы, заставил меня открыть глаза и вновь посмотреть на нее.
Такая бледная… Ее искра, которая зажглась лишь на краткий миг и по воле дрянного Бога, вновь угасала. И теперь уже точно навсегда…
— Мама…прости… — сдавленно выдохнул я, чувствуя, как по лицу, сами по себе, тонкими ручейками стекают горячие слезы сожаления и бессилия.
— Все хорошо… — ее дрожащие пальчики прошлись по моей щеке, стирая влажные следы. — Ты — сын своего отца… Воин своего рода… Ты — Огненный Владыка своего народа… — губы женщины вновь тронула легкая улыбка, а в ее глазах буквально плескалась гордость за меня. Гордость, которой я явно не заслуживал… — Ты мой сын… и моя душа…всегда…будет с тобой… — прошептала она с последним вздохом и ее рука безвольно упала, а потускневшие глаза медленно закрылись.
Бережно прижав хрупкое тело к себе, я беззвучно рыдал и даже не стыдился своих слез. Ведь в них не было слабости. Только горькая боль утраты, которая пробилась ко мне через века, из дыма с погребального костра… Я знал, что все было лишь обманом. Что мерзкая тварь из обители, просто пыталась сыграть на моих чувствах и сломить меня. Я все это знал, но в тот момент это было абсолютно не важно…
— Мама… — в последний раз, тихо прошептал я, разжимая опустевшие руки и провожая взглядом исчезающий лиловый туман.
И лишь, когда он окончательно развеялся, я отчетливо понял, что во мне и, правда, что-то сломалось. Наверно, та сама клетка, которая так упорно пыталась затушить мое пламя. Внутренний огонь взревел, подобно дикому зверю, и разорвал ее к чертям, а затем спалил дотла, промчался яростью по венам, будоража кровь, и вырвался из меня оглушительным ревом, от которого содрогнулась не только обитель, но и сам остров. Я кричал до тех пор, пока в легких не закончился воздух, пока сердце не перестало сжиматься от боли, а в душе не осталось ни капли милосердия и сострадания, лишь слепая ярость, жгучая ненависть и праведный гнев. И только тогда, когда глаза будто застлало кровавой дымкой, я угрожающе и утробно зарычал, скалясь подобно хищнику, вышедшему на охоту.
Плавно поднявшись и слегка пошатнувшись от какого-то пьянящего чувства скорой расправы, я даже не понял, когда Икирим вновь оказался в моей руке и пальцы уверенно сжали древко, до побелевших костяшек. Клубящийся в нескольких метрах от меня туман, мрачные тени марионеток, которые сновали в нем, тихие голоса, что пытались пробиться сквозь толщу моей кровожадной злобы, все это будто отошло на второй план, стало безликим и пустым. Решительно поднимаясь по широким ступеням, я видел только одну цель — двустворчатую дверь, которая казалась единственной преградой на пути к моей испепеляющей мести. С виду массивные каменные створки, легко разлетелись мелкой крошкой от мощного огненного взрыва.
— Тук-тук, ублюдок, — процедил я, уверенно перешагивая
