— Ии Гюнлэр![89] — громко сказал Петр Павлович.

Из-под красной фески на непрошенного гостя смотрели удивленные зеленые глаза. Посол оказался невысоким щуплым старичком с бородкой как у композитора Верди.

— Ваше превосходительство, в целях охранения жизни извольте проследовать в полицейский участок, — предложил криминалист.

Посланник продолжал невозмутимо хранить молчание, перебирая янтарные четки.

— Преступники имели злой умысел напасть, но третий участок Спасской части распутал коварный замысел, — сделал еще одну попытку объясниться Жарков.

Дипломат продолжал делать вид, что в карете, кроме него, никого нет.

— Видать, ни бельмеса по-нашему не смыслишь? — начал раздражаться полицейский. — А еще послом служишь…

Петр Павлович вынул револьвер и наставил на старика.

— Ну-ка вылезай, дедушка!

Увидав оружие, посол, казалось, получил облегчение, поскольку смысл сцены становился понятен. Он беспрекословно выбрался из кареты.

— Пампушко, принимай гостя! — приказал Жарков, выбравшись следом.

— Слушаюсь, ваш-бродь! — бодро отозвался городовой, подхватил старичка на руки и бережно понес в один из экипажей.

Петр Павлович бесцеремонно снял феску с головы посла. Тот обернулся и удивленно взглянул на странного налетчика.

— Вернем мы тебе твою шапку, не кручинься! — громко сказал криминалист, словно разговаривал с глухонемым.

— Петр Павлович, сгодится? — подал голос Спасский.

Криминалист обернулся. Письмоводитель уже успел обрядиться в красную ливрею, обшитую золотым галуном.

Именно в таком костюмированном виде Андрей Андреевич и доставил Жаркова к Мариинскому театру в посольской карете.

Тавелиди издал стон — кажется, он начинал приходить в себя.

— Белоглазова не было? — поинтересовался Петр Павлович, закончив краткий рассказ про перехват турецкого посланника.

Ардов отрицательно помотал головой.

— Брусникин добивается ареста военных атташе при посольстве, — предупредил криминалист.

Илья Алексеевич кивнул.

— Петр Палыч, о чем говорил Верховский на лекции? — неожиданно спросил сыщик.

— Ну как… — растерялся Жарков. — Откровенно говоря, сама лекция произвела неприятное впечатление, — подумав, признался он. — У меня сложилось впечатление, что господин генерал умышленно принижал возможности нашей военной промышленности и сверх меры превозносил уровень оснащения американских заводов.

Ардов оживился.

— Какие заводы он упоминал?

— «Ремингтон», «Вестингхаус», еще какой-то…

— «Брэдли Гарланд»? — предположил сыщик, припомнив, что об этой компании говорил Мосин, называя ее представителей «пронырами».

— Угу, — подтвердил криминалист. — Лично мне среди ружейных производителей таковая неведома. А вот удобство ремингтоновской продукции я имел возможность оценить, и, доложу вам, не могу признать американскую винтовку безупречной: гильза в ней частенько застревает из-за перегрева патронника.

— Петр Павлович, не могли бы вы пригласить Брусникина в участок?

— Брусникина? — удивился криминалист.

— Да, прямо сейчас… — подтвердил просьбу Ардов. — Думаю, в ближайший час произойдет развязка. Его присутствие необходимо.

Карета остановилась у третьего участка Спасской части. Жарков помог довести до дверей оклемавшегося Тавелиди, и тут же вернулся в посольский экипаж. Получив новый адрес, Спасский щелкнул кнутом как заправский лихач, и карета тронулась.

Пристав Троекрутов ругался с бригадиром артельщиков, когда Пампушко вывел из экипажа старичка в расшитом золотом мундире с усыпанным бриллиантами Орденом Меджидие на красной ленте через плечо.

— Это где здесь столько песка истрачено? — кипятился Евсей Макарович, размахивая сметой. — Здесь и пуда нет, а вы три рубля пишете… Я такую смету подписать не могу…

Пристав хотел было продолжить распекать артельщика, но фон Штайндлер тронул начальника за рукав и кивком указал на вошедшего в зал господина со звездой в сопровождении городового. Начальник участка мгновенно забыл об отопительной системе.

— Пампушко, — растерянно начал он, не дождавшись доклада. — Ты зачем господина иностранца к нам привел?

— По поручению господина Ардова, — отчитался городовой. — Велено доставить их высокопревосходительство в участок для временного укрытия.

— Посол? — еще больше обеспокоился Троекрутов. — Какой еще посол?

— Турецкий! — еще бодрее ответил страж общественного благочиния.

— Пампушко, ты в своем уме? — понизив голос, спросил пристав.

— Здравия желаем, господин посол! — подключился фон Штайндлер, понимая, что невольно угодил на порог невероятного конфуза, возможно, международного масштаба. — А у нас тут… Водяное отопление проводим, — он обвел рукой зал. — Не желаете ли чайку, ваше превосходительство?

Оскар Вильгельмович подался к чайному столику. В этот момент Ардов ввел в помещение задержанного Тавелиди с рассеченной бровью, из которой вяло струилась кровь. Тот, будучи не в силах стоять на ногах, опустился на стул.

— Ардов, вы, часом, белены не объелись? — еле сдерживаясь в присутствии высокого дипломата, набросился на сыскного чиновника Троекрутов. — Вы зачем мне международный скандал в участке устроили?

— Ваше высокоблагородие, у вас есть прекрасная возможность лично вернуть господину послу табакерку, украденную у него пару недель назад.

Пристав запнулся. На лице отразился процесс усвоения сказанного. Наконец он расплылся в улыбке и обернулся к послу с распростертыми объятиями.

Однако ничего сказать Евсей Макарович не успел, поскольку стоявший без дела бригадир артельщиков вдруг перепрыгнул через стол, подскочил к турецкому посланнику, обхватил его сзади за шею и приставил к голове револьвер. При совершении этого маневра картуз с головы артельщика слетел и теперь не составляло труда признать в нем Белоглазова.

— Стоять на местах! — выкрикнул он.

Дерзкая выходка привела присутствующих в оцепенение.

— Вот тебе и покушение, — догадался Африканов и потянулся было к кобуре.

— Не тронь! — пригрозил ему револьвером Белоглазов. — Не то всех уложу.

Троекрутов в недоумении уставился на Ардова, ожидая разъяснений.

— Признаюсь, этот ход я не предусмотрел, — спокойно сказал сыщик, глядя на преступника.