Представляю, как это было… Снагглс держит чашку с теплой водой и кисточку для бритья, Питер разводит сестре ягодицы, подносит к щели лезвие… Да, веселая вечеринка.

Сидеть на моем колене Таня не может. Ерзает, вертится, зажимает мою ладонь между ног. Снова засвербело… Муфточку убрали, но под штанишками как горело, так и горит. Мы могли бы поиграть, лукаво говорит она, посмотреть, узнают ли друг друга два давних приятеля.

Мой-то узнает. Та штучка у нее между ног — лицо Медузы; один только взгляд — и обратился в камень. Даже отсутствие змей не смущает. В штанах у меня будто скала выросла. Но Таня знает, что надо делать… камень размягчается в ее горне… превращается в лаву и изливается…

Между ногами у нее сыро. Промокнуть теперь нечем, говорить она, придется позаимствовать швабру у меня… Лезет мне в штаны… Чертовка, даже и не спрашивает, берет что может, а что не может взять сама, то требует. Говорит, что моему малышу будет, наверное, непривычно без меховой шапочки. Щекочет его под подбородком… Каково бы было бедняжке без своей курточки… уж точно опустил бы от стыда головку, спрятался и не вылезал… А вот Питер, добавляет она, так и не позволил им побрить его.

Таня держит член мертвой хваткой… отпустит не раньше, чем выжмет из него все до капли. Как ребенок с новой игрушкой — то сожмет, то погладит… Говорит, что он ей очень нравится… так нравится, что она не может удержаться, чтобы не поиграть с собой. Билли огорчила ее, сказала, что с такой маленькой голой пизденкой играть неинтересно… и трахать ее тоже неинтересно… такую можно только съесть.

Ей нравится Билли… ода, очень нравится. Иногда, когда разыграется, она становится такой грубой, почти как мужчина. Если Билли приказывает что-то сделать и ты не делаешь, она заставляет. Билли очень сильная, особенно сильные у нее ноги… обхватит — не вывернешься. И у нее чудесные волосы… о них так приятно тереться лицом.

Конечно, Джина ей тоже нравится, только совсем по-другому. С Джиной ты всегда знаешь, что это просто игра, тогда как с Билли… Билли шуток не позволяет, с ней все всерьез. С другой стороны, Джина умеет так ввинчивать язычок… Таня уверена, что каждой девочке нужно обязательно пожить какое-то время с лесбиянкой, даже если потом она намерена остепениться, выйти замуж и стать хорошей девочкой. Эрнест был прав — лесбиянки унаследуют землю.

Таня сидит в углу дивана, прикрывшись ладошками, и смотрит, как я раздеваюсь. Спрашивает, хочу ли я, чтобы она пососала. Не отвечаю. Ну… тогда я, должно быть, хочу ’ вставить… сюда! Ноги разлетаются в стороны, руки за головой… Успеваю прыгнуть еще до того, как она сводит их вместе… член в одной руке, штаны в другой.

У моего дружка маленькая проблема. Раньше, когда у Тани были волосы, от него требовалось немногое: отыскать местечко, где их нет, — и вперед. Теперь их нет нигде, и он слегка подрастерялся. Я раздвигаю ей ноги еще шире и всматриваюсь, пытаясь освежить познания в географии. Господи, неудивительно, что природа повелела этим штукам быть с волосами — если вы не бывали в тех краях прежде, если не знаете, что забраться туда не опаснее, чем перейти оживленную улицу, то одного взгляда достаточно, чтобы обмочиться от страху. Только смельчак рискнет сунуть свое достоинство в такую хреновину, больше всего напоминающую жадную, ненасытную пасть — щелк-щелк, и вас сожрали.

И еще одно. Когда нет волос, а следовательно, нет и тени, сам трах кажется чем-то определенно смертельно опасным. У моей дубинки просто нет ни малейшего шанса пройти в крохотную щелочку, не разорвав все к чертовой матери… это понятно даже пятилетнему ребенку, но мы с Таней не пятилетние, а потому горим желанием попробовать. Щиплю ее за задницу и, когда она подскакивает, иду на таран. Мой приятель просовывает голову, а потом вползает и весь, как улитка в домик. У меня нет никакой уверенности, что он знает, куда идет, но спешит так, как будто сильно опаздывает.

Трахать Таню почти то же самое, что трахать школьницу из средних классов, разве что школьница выглядела бы постарше. Даже не обо что потереться — голая кожа, как у общипанного цыпленка… только у того хотя бы пупырышки есть. Между ногами — ничего… скользко, душно и жарко, как будто из печи несет. И все же она принимает мой член полностью, как взрослая женщина.

Попробуйте промерить глубину у сучки, которая жить без этого не может, — вы обнаружите, что никакого дна не существует. Растягивайте член до бесконечности, как кабель, — в конце концов все равно выяснится, что для пары дюймов место еще осталось. Используйте самые разные новшества вроде телескопических членов, расширяющихся членов и членов, которые раздуваются, как воздушные шары… она улыбнется вам мило и немного разочарованно, хотя из вежливости промолчит.

Таня обнимает меня ногами, ухватывается покрепче… и — есть! — прилипает, как обои к стене. Мой хуй входит в нее на полруки, и только в самом конце она негромко пищит и тут же начинает вертеться, тянет мою голову вниз и втыкает мне в рот свой язык.

Знаю, это всего лишь воображение, однако ощущение не становится от этого менее реальным — ее язык несет вкус пизды. Ладно, я не против… Каждый занят своим делом — я ее трахаю, она водит язычком по небу. Вкус немного сладкий, фруктовый, совсем не похожий на тот вонючий, рыбный… когда-нибудь выяснится, что в соке, который женщины раздают бесплатно желающим, содержатся все необходимые для предотвращения выпадения волос витамины. Надо будет только изобрести какой-то предлог для успокоения совести озабоченных американцев.

Просто трахать Таню невозможно… мне нужна вся полнота ощущений… я должен понять этот поразительный новый ландшафт. Запускаю под нее пальцы… щекочу задницу, пощипываю, сжимаю и, наконец, не вынимая поршень, засовываю в пизду еще два пальца. Ей это нравится… она мечется по дивану… она — корзина, полная змей… мы переворачиваемся, едва не скатываемся, но при этом я постоянно ощущаю себя в тисках теплых голых ног, освободиться из которых у меня нет ни малейшего шанса. В гимнастике у нас были бы успехи.

При всем том Таня не дает мне забыть и про ее подрастающие сиськи. Долгое время у нее их просто не было, и теперь она носится с ними, как павлин со своим хвостом. Я должен с ними играть, я должен их покусывать, должен сосать соски и т. д., и лишь тогда она поймет, что я ценю их так, как они того стоят. Только ради них, только ради того, чтобы я поиграл с ними, она готова сделать паузу в безостановочном трахе. Ненадолго, конечно, минут на десять, а потом — снова карусель. Похоже, Таня вбила себе в голову, что они вырастут еще больше, если с ними будут забавляться, и, как мне кажется, она пытается повлиять на их рост каким-то средством. Черт, я в ее годы тоже занимался чем-то подобным… хорошо, что не оторвал…

Когда Таня вытягивает руки над головой и выгибает спину, ее груди почти исчезают. Она хочет, чтобы я остановился на минутку и оценил.

— Посмотри на меня. Я ничуть не изменилась с тех пор, как была маленькой девочкой. Не жалеешь, что не знал меня тогда? Я бы все равно дала тебе… Да, дала бы! Я была такая миленькая, с кудряшками, и каждый день смотрела, появились у меня волосы или нет. И вот теперь, когда они у меня есть, я их сбриваю… не глупо ли? — Поворачивает голову и смотрит через плечо на свой зад. — Но такой попки у меня тогда не было. И ямочек никаких не было…