Второй раз юнец встать уже не смог. Угр лежал неподвижно, закатив глаза. Рядом молотили воздух окровавленными копытами два добрых коня. В темных лошадиных глазах стояли слезы и обида.

– Добить! – хмуро приказал Всеволод, поднимая клинки с земли.

К молодому шекелису подступил Илья. Рука – на мече. В глазах – лед. Лицо искажено. В скакуне своем Илья души не чаял.

– Да не его, – остановил десятника Всеволод. – Коней добить. Им теперь все равно не жить. Так и мучиться ни к чему.

Илья, сплюнув, отступил. Кровавую работу сделали другие.

– Бранко, Илья, возьмете себе угорских лошадей, – Всеволод кивнул на соседнюю коновязь, где стоял добрый десяток невысоких выносливых угорских лошадок. – И прихватите еще двух – про запас. Долг он завсегда платежом красен.

Подседлать коней и заново перекинуть седельные сумы – дело нехитрое. Но вот проехать через ворота да мимо хайдукских повозок... Битва там уже стихла и...

– Куда! – Начальник перевальной стражи Золтан Эшти первым бросился под копыта. – Назад!

Пешие шекелисы хватались за узду, загораживали путь щитами, кричали, размахивали руками, стараясь напугать, повернуть лошадей обратно.

Русичи молча и упрямо двигали коней вперед. Оттесняли угров, валили с ног. Угры упирались. Кто-то из дружинников уже тянулся к плети, кто-то – к оружию.

Перед лошадиными мордами и лицами всадников тоже замелькала обнаженная сталь – мечи и копья, перепачканные хайдукской кровью. Шекелисы, разгоряченные битвой, готовы были продолжить... Немедленно. Не важно с кем, не важно за что. Хоть и оставалось их уже не более дюжины, но в тесном проходе они стояли плотно, крепкой неподатливой пробкой.

Рамук, чья белая шерсть тоже стала красной, щерясь, заходил сбоку. Своей жертвой пес Золтана избрал Всеволода и только ждал команды хозяина. Что ж, ладно, одолевали волкодлаков, справимся и с обычной псиной. Всеволод, бросив поводья, потянул из ножен мечи.

Назревала новая стычка, в которой простым мордобоем, как у коновязи, уже не обойтись. И все же Всеволод вел дружину вперед. Даже если придется позвенеть железом, сейчас для этого – самый благоприятный момент. Сейчас заслонить дорогу им не смогут. Пока заставная дружина поделена надвое, пока большая часть шекелисов гоняется за хайдукскими всадниками.

Всеволод глянул за ворота. Конница Золтана уже прошла половину ущелья. Если повернет – там тоже придется пробиваться с боем, но...

Нет, не придется!

Долгий, тягучий звук рога над перевалом. Неожиданный, зловещий. И – будто отозвавшись на зов – новый нарастающий, накатывающийся шум.

Вздрогнул Всеволод. Вздрогнул Золтан. Даже Рамук, дернув ушами, повернул морду в сторону ущелья. Посмотреть вслед всадникам, покинувшим заставу.

Камнепад начался неожиданно. Массивные одиночные глыбы и наваленные воедино груды камней, что нависали над узким проходом, обрушились разом, единомоментно, с обоих склонов. Огромные валуны скакали по уступам, словно тряпичные мячи, которыми любит забавляться детвора. Скакали, раскалывая и стесывая эти самые уступы. Кувыркаясь, летели вниз бревна и доски сбитых подпорок. Густая сыпь мелкого острого щебня и булыжников размером с человеческую голову накрывала ущелье.

Каждый падающий камень, каждый камешек выбивал по пути из потресканной скальной породы еще несколько обломков. И в туче пыли обвал – одна волна за другой – катился вниз, чтобы раздавить, размазать, размозжить...

Предсмертных криков людей и ржания гибнущих коней слышно не было. Только грохот камня, сшибающегося с камнем. Только эхо, отраженное скалами. Тоже – волна за волной.

И русичи, и шекелисы опустили оружие.

Все взгляды были устремлены сейчас в ущелье, окутанное пыльным туманом.

Люди молчали. Кони пятились.

«Все-таки они сбросили, – подумал Всеволод. – Верхние дозоры Золтана сбросили камни. Но вот на кого?!»

Черные хайдуки проход в скалах проскочить успели. Обвал накрыл конницу Золтана. И то была не ошибка. Вслед за камнями сверху полетели стрелы. Добивают? Так, значит... Значит, верхний рубеж больше не принадлежит перевальной страже. Значит, там хозяйничают другие.

– Стоять! – приказал Всеволод.

И натянул поводья коня.

Отъезд откладывается.

Путь через ущелье больше не был безопасным. Хоть камни сверху теперь не нависали, но лезть по завалам, да под обстрелом... Полдружины потеряешь, пока выберешься. А сколько коней переломает ноги? Нет, сначала следовало выбить засевших наверху стрелков. А как к ним подобраться – об этом ведают только шекелисы.

Всеволод вздохнул. Он снова нуждался в Золтане. Причем в Золтане-союзнике. А начальник перевальной стражи, от отряда которого оставалась лишь жалкая кучка бойцов, нуждался в нем.

Русичи поворачивали коней, так и не покинув заставу.

Шекелисы бродили меж повозками, искали и добивали раненых обозников. Угры мстили. Пленных не брали. А обреченные хайдуки и не искали плена. О пощаде не молил никто.

В сложившихся обстоятельствах присутствие на совете шекелисов русского сотника было естественным и само собой разумеющимся. Специально Всеволода никто не звал. Не приглашали. Однако ему сообщили о начале совета и, покуда русич не пришел, не начинали.

Не враг, не друг, не союзник, не господин и не вассал, но воевода дружины, которая могла легко захватить заставу, но по-прежнему не имела возможности безбоязно покинуть ее, он вошел в невысокий просторный дом Золтана Эшти.

С Всеволодом пришли десятники, тевтонский посол Конрад и волох-проводник Бранко. Под тяжелыми взглядами хозяев гости расположились особицей, сели напротив шекелисов.

Угрюмое молчание затягивалось.

В этот раз пира не было. Не было песен, не было отчаянных плясок. Не до веселья было в этот раз. Золтан сидел у стены напротив входа – хмурый и осунувшийся. Оно и понятно: от перевальной стражи нынче почти ничего не осталось. Около трех десятков воинов имелось всего у Золтана.

Это – вместе с ратниками из верхних дозоров с валашской стороны перевала, которые не успели принять участия в битве, но были вызваны на совет.

И ведь что обидно – не в сече лютой пала большая часть шекачисов. От мечей разбойников-хайдуков погибли сегодня немногие. В основном – под камнями в ущелье. В собственную ловушку угодив.

Но сделанного не воротишь, а мертвых – не поднимешь – это ясно. И другое ясно. Всем ясно. С оставшимися воинами Золтану перевальную заставу не удержать. Ни от людей. Ни тем более – от нелюдей.

Золтан Эшти наконец нарушил молчание.

– Ты ударил моего воина, русич, – негромко, но с нажимом сказал угр, глядя куда-то сквозь Всеволода.