Он хотел заказать столик в одном из тех шикарных ресторанов, которыми грезила Долли, вроде «Ритца» или «Клариджа», но мест нигде не было: ни уговоры, ни мольбы не помогали. Поначалу Джимми расстроился, в который раз пожалев, что не богат и недостаточно респектабелен, затем решил, что оно и к лучшему: среди тамошней публики он будет чувствовать себя не в своей тарелке, да и тошно кого-то из себя корчить. В любом случае, как пошутил его издатель, продукты все равно нормируются, и в «Кларидже» им подадут тот же вултонский пирог[16], что и в «Лайонс», только дороже.

Джимми посмотрел в сторону раздаточного стола, однако Долли там не было. Наверняка прихорашивается или красит губы. Девушки воображают, будто от этого они становятся привлекательнее, но его Долли не нужны наряды и яркая помада. Они лишь искажают ее суть, ее искренность и ранимость. Джимми любил Долли такой, какая есть, со всеми недостатками и несовершенствами, которые тоже были частью ее.

Джимми задумчиво почесал плечо. Почему она повела себя так странно, когда он вошел? Очевидно, он напугал ее, неожиданно окликнув из-за стола, когда она блаженствовала в одиночестве с сигаретой. Долли не любит, когда ее застают врасплох. Она самая отчаянная девушка на свете, самая храбрая, но в тот момент Джимми показалось, будто она что-то скрывает. Долли выглядела незнакомкой, словно той ночью с ним танцевала, а потом взяла его за руку и отвела к себе совсем другая девушка.

Может быть, она что-то от него прятала? Джимми вытащил сигарету из пачки. Сюрприз, подарок, который ждал своего часа? Может быть, вспомнила ночь, которую они провели вместе, и тогда ее смущение, ее неловкость легко понять. Джимми чиркнул спичкой и глубоко затянулся. Кто ее знает, но если это не часть ее игр с переодеваниями (только не сегодня, господи, только не сегодня!), то он стерпит.

Джимми сунул руку в карман и покачал головой: коробочка лежала там же, где и две минуты назад. Это просто смешно, нужно чем-то себя занять, пока он не наденет эту чертову штуку на пальчик Долли. Джимми не захватил с собой книгу, поэтому открыл черную папку, где лежали отпечатанные фотографии. У него не было привычки таскать ее с собой, но сегодня он встречался с издателем и не успел заскочить домой.

Он смотрел на одну из последних фотографий, которую сделал в Чипсайде в субботу ночью. Девочка лет четырех-пяти стояла перед входом в благотворительную церковную столовую. Вся ее семья погибла во время налета, и девочка оказалась на улице раздетая, а у Армии спасения не нашлось вещей нужного размера. На ней были гигантские шаровары, мешковатая кофта и ботинки для чечетки. Удивительные красные ботинки страшно нравились девочке; она, словно Ширли Темпл, выстукивала ими ритм, а женщины из столовой, искавшие для малышки галеты, поминутно выглядывали на улицу, словно надеялись, что кто-нибудь из родных девочки чудом уцелел и сейчас за нею придет.

Джимми много снимал людей, мужественно переносящих военные тяготы. Только на этой неделе он побывал в Бристоле, Портсмуте и Госпорте, но было что-то в этой маленькой девочке – он даже не знал имени малышки, – мешавшее ее забыть. Джимми и не хотел забывать. Какое безмятежное личико, а ведь недавно в ее маленькой жизни случилась самая страшная детская трагедия, какую только можно вообразить. Джимми, который до сих пор, не признаваясь в этом себе, искал мать среди жертв бомбежек, ее понимал.

Трагедия маленькой девочки была ничтожна перед лицом общей беды. И она, и ее красные ботинки забудутся, словно пыль, сметенная с ковра истории. А фотографии останутся; они запечатлели мгновение, сохранили его для будущего, словно муху в янтаре. Это помогало Джимми ощущать свою нужность. Порой ему требовалось напомнить себе о важности дела, которым он занимался. Особенно в такие дни, как сегодня, когда он особенно остро ощущал себя лишним среди мужчин в форме.

Джимми затушил сигарету в пустой тарелке, где уже лежало несколько чужих окурков, взглянул на часы – с тех пор, как он расстался с Долли, прошла четверть часа. Что она возится? Он уже собрался идти за ней, когда внезапно ощутил чье-то присутствие, обернулся, ожидая увидеть Долли, но это была не она, а совершенно незнакомая женщина.

Избавившись от миссис Уоддингем, Долли бросилась в столовую, недоумевая, как могут такие волшебные туфельки немилосердно жать, подняла глаза – и мир вокруг нее перестал вращаться. Она увидела Вивьен.

Вивьен стояла рядом с одним из столов, увлеченная разговором.

Разговаривала она с Джимми.

У Долли перехватило дыхание. Она юркнула за колонну, откуда открывался хороший обзор. Все было еще хуже, чем она думала. Они не просто разговаривали, они рассматривали что-то – Долли привстала на цыпочки и прищурилась – в папке Джимми.

Однажды он показал ей свои фотографии. Они ужаснули Долли – ничего похожего на закаты, деревья и хорошенькие домики, которые Джимми снимал в Ковентри. Ничего похожего на новости с фронта, которые они с Китти видели перед сеансами в кинотеатрах: грязные и усталые, но улыбающиеся герои возвращаются с поля боя; дети приветствуют войска на перронах; отважные женщины угощают апельсинами миловидных солдатиков. Вместо этого – изувеченные тела, впалые щеки, глаза, видевшие слишком многое… Долли не знала, что сказать Джимми, и жалела, что согласилась взглянуть на его снимки.

О чем он только думает, показывая это уродство Вивьен? Вивьен, такой изысканной и утонченной! Долли хотелось защитить подругу, рвануться к ним, захлопнуть ненавистную папку, прекратить этот кошмар, но она не посмела. Чего доброго Джимми опять захочет ее поцеловать или, того хуже, представится ее женихом. Вивьен решит, что они помолвлены. А они вовсе не помолвлены, по крайней мере официально. Они с Джимми не раз говорили о помолвке, да только с тех пор много воды утекло. Началась война, а война меняет людей.

Казалось, прошли часы, прежде чем Джимми и Вивьен закончили разговор. Долли вздохнула с облегчением и тут же вновь запаниковала. Слегка нахмурив лоб, Вивьен направлялась на кухню, прямо к ней. В иные времена счастью Долли не было бы предела, только не сейчас. Прежде надо выяснить, о чем они с Джимми говорили!

Долли юркнула за разделочный стол и притворилась, будто ищет под красно-зеленым рождественским балдахином нечто важное для судеб мира. Однако стоило Вивьен пройти мимо, как Долли схватила сумочку и бросилась к выходу, думая лишь о том, как бы успеть выскочить наружу, пока Вивьен не застала их вместе с Джимми.

Они так и не дошли до «Лайонс». У железнодорожной станции стоял ресторанчик – уродливое здание с заколоченными окнами и брешью в стене, которую закрывала вывеска: «Открыто шире, чем обычно». Здесь Долли взмолилась:

– Я натерла мозоль, не могу и шага ступить. Давай заглянем сюда. Уж очень холодно, ночью точно будет снег.

Слава богу, внутри было теплее, и официант отвел их в довольно приличную кабинку с включенным радиатором. Джимми повесил пальто Долли у двери, а она сняла форменную шляпку и положила на стол рядом с солонкой. Заколка для волос врезалась в кожу, и Долли машинально потерла больное место, сбрасывая под столом проклятые туфли. На обратном пути Джимми остановился поговорить с официантом, но Долли размышляла о предстоящем разговоре с Вивьен и не смотрела в его сторону. Вытянув сигарету из пачки, она с такой силой чиркнула спичкой, что та сломалась. Джимми определенно что-то скрывал: по пути в ресторан он вел себя странно, старательно избегая смотреть ей в глаза.