– Вам это действительно интересно, сэр?

– Иначе бы я вас не спрашивал.

– Хорошо, сэр. Мы взяли интервью и теперь проверим факты, которых, в общем-то, очень немного. Но вот вам моё мнение, сэр – я говорил с одним из самых хитрых людей из всех, которых я когда-либо видел. Он, безусловно, умён, идеологически мотивирован, но что на самом деле у него на уме – мы не знаем и узнать никогда не сможем. И что касается грязи… я уверен, что мы ничего, или почти ничего не найдём. Но за ним много чего есть. ЦРУшники подсунули его нам, потому что он самый хитрый из всех. Они хотят поменять вывеску в очередной раз, ничего не меняя, по сути. Моё мнение, сэр – он подходит на должность директора Национальной разведки не больше, чем Аль-Капоне на должность директора ФБР…

…

– Если он проберётся на эту должность – все будет ещё хуже, чем было до этого.

Знаете… мне сложно определить, кто я есть. Я – американец по рождению, я родился и вырос на американской земле. Я – еврей по моей крови. Я – советский, потому что я рос в обычном советском районе под названием Брайтон-Бич, просто этот район находился на территории США, в городе Нью-Йорк. Я – русский, потому что когда я приехал работать в Россию, то обнаружил что Брайтон-Бич и Москву населяют два разных народа. Я – араб, потому что попытался им стать, когда наше государство вступило в Глобальную войну с террором.

Мой отец, Михаил Генрихович Миллер – тоже человек с несколькими судьбами. Бывший советский диссидент, житель Брайтон-Бич, только переехав в Нью-Йорк, он жестоко разочаровался и в диссидентстве и в еврействе, если это еврейство русское. Если хотите услышать что-то плохое о евреях – спросите моего отца, он вам всё подробно расскажет.

Он вам расскажет о том, как добродушные и жизнелюбивые евреи превратились в озлобленную воронью слободку, где сделать другому плохо – почитается за добро, а когда у соседа сдохла корова – маленький праздник. Хотя… вы-то можете послушать, а я не хочу и пересказывать всё это. Потому что всё это я уже слышал много и много раз…

В конце концов, терпение у моего отца лопнуло и мы переехали в Бруклин. Это – тоже еврейский район, но совсем другой. Здесь евреи ортодоксальные, они носят пейсы, меховые шапки, чёрные пальто и рожают по несколько детей. Самая популярная машина в районе – «Хонда Одиссей», переименованная острыми на язык жителями Нью-Йорка в «Хонда Моисей».

Переезд в Бруклин стал для моих родителей и крушением брака. Но для моего отца это стало и новой жизнью – он принял любавичскую веру[52], нашёл себе новую жену и теперь у него девять детей. Учитывая то, что от первого брака был один я – это несомненный прогресс.

Я его никогда не осуждал. И сейчас не осуждаю. В конце концов – у каждого в этой жизни свой путь и я порвал с Брайтон-Бич так же, как порвал и он. Если ему нравится быть многодетным отцом и носить дурацкую шапку – что же мне, осуждать его за это?

Район, где теперь живёт мой отец – специфичный, здесь полно евреев, неевреев почти уже и нет – потому что у ортодоксов иметь десять детей в семье нормально, мало даже. Здесь есть собственная скорая помощь, собственная кухня с кошерными блюдами, еврей не сдаст жильё не еврею. Опознать такие районы можно по балконам – они построены так чтобы над каждым балконом было небо. Дело в том, что ортодоксы отмечают праздник Суккут и в ознаменование его должны прожить неделю под открытым небом. Потому в эти дни все местное еврейство переселяется жить на свои балконы.

Я паркую машину около дома где живёт мой отец со своим новым семейством… они занимают целых два этажа и ещё два сдают. Мой отец одновременно готовится стать отцом и дедом – вместе с его женой Миэль они ждут десятого ребёнка, а их старшая, Ракель – ждёт своего третьего. Здесь такое часто бывает.

Я достаю из машины подарки, но дотащить их не успеваю – на меня набрасываются…

– Дядя Алек…

– Так… тихо, тихо. По очереди.

Вместе с моими сводными – идём в дом. Они обожают меня – в том числе и потому, что знают о моей работе в ЦРУ. И я не думаю, что они останутся здесь, когда вырастут… по крайней мере Борух и Цви точно не останутся. Они хоть и живут здесь – но они живут в Нью-Йорке, они его дети. И я – человек из большого мира, куда и они мечтают уйти, вырвавшись из затхлого мирка глупых ритуалов, самоограничения, религиозного фанатизма и сектантства. Отсюда как и из совкового омута Брайтон-Бич – должен быть свой выход. Свой путь на свободу…

Дом встречает вежливостью, но вежливостью натянутой. Отец уже готов, он одет традиционно и поправляет свой галстук-бабочку. Я одет в штатское, то есть костюм – но на лацкане значок с менорой, традиционным еврейским светильником-семисвечником. Если я надену значок с могендовидом, символом Израиля – к этому отнесутся по-разному, могут и побить. Дело в том, что есть евреи, которые считают Израиль преступным государством, так как он создан до пришествия Мошиаха. И таких тут немало.

Отец же относится к любавической ветви иудаизма, что особенно сильна на Украине.

– Идём?

– Идём…

Спускаемся вниз.

– Я давно говорил, тебе надо заниматься политикой, – говорит отец

– Так я и занимался.

– Где, в Ираке?

– Ага. А тут занимаются говорильней…

– Дурак…

Я покорно молчу

Мы выходим на улицу, рассаживаемся по машинам – с отцом я не поеду. Машины трогаются… тут недалёко.

* * *

Мой отец – перейдя в Любавич сумел-таки создать собственный бизнес, о котором мечтал в Брайтоне, и довольно серьёзно разбогател. Бизнес – субподряд в строительстве, констракшн. По негласному уговору – евреи нанимают только евреев, а при таком росте численности ортодоксов – заказов на строительство хватает. Потому мой отец купил «Форд Ф350» и гордо ездит на нем, хотя в Большом яблоке эта машина – безумие.

Мы едем на заседание Еврейского конгресса. Есть такая организация, одна из многих. Поддерживает республиканцев. Один из парадоксов евреев в США – евреи потребляют как бедные, но голосуют как богатые. Они – одни из немногих национальных общин в стране, которая традиционно поддерживает республиканцев. В Нью-Йорке с его национальными районами они почти изгои – тут традиционно в фаворе демократы.

Собрание проходит в здании только что открытого Еврейского дома, музыка только еврейская, кухня – только кошерная. То есть не «семь сорок» и не селёдка под шубой как на Брайтон-Бич. Людей в традиционном и в костюмах примерно поровну, те у кого нет миллиона долларов – в меньшинстве.