– Вы вспомнили сцену, изображенную на самом верхнем наброске, – напомнил он. – Вы пытались поймать лягушку.

– Да, но это был лишь фрагмент воспоминаний, совершенно бесполезный. – Бросив на Эйлуина настороженный взгляд, Белла погрузилась в просмотр рисунков, изучая по очереди каждый набросок, сделанный ручкой и чернилами: кружащегося дервиша в летящих одеждах оазис, окруженный пальмами; храм с обезглавленной статуей фараона-воина Рамзеса Второго.

Белла молча передавала Майлзу эти и другие рисунки, пока не добралась до последнего листа в стопке. Ее глаза расширились.

– Только посмотрите на этих мальчишек, скачущих на верблюдах! Господи, как же их тут много!

– Это были скачки. – Память вернула Майлза к палящему солнцу, горячему песку и диким воплям юношей. И, словно это было вчера, он вдруг ощутил в себе тоску и разочарование. – Помню, мне так хотелось присоединиться к этим молодым бедуинам, – вымолвил он.

– Но отец не позволил вам, да? – догадалась Белла.

От ее прямого взгляда Эйлуину стало не по себе, как будто она была способна заглянуть прямо в его душу. Ему не хотелось, чтобы Белла поняла, как сильно его разочаровал и уязвил резкий приказ отца.

Он снова опустил глаза на рисунок.

– Эйлуин был прав, поступив таким образом, – проговорил он. – До этого я никогда не ездил верхом на верблюде и, скорее всего, свернул бы себе шею.

Белла недоуменно приподняла брови:

– Вы называли его Эйлуином? Не… папой?

– Конечно. Он заслуживал уважительного отношения. Он… – Майлз стиснул зубы. Как получилось, что она превратила разговор в обсуждение его прошлого? – Но довольно обо мне. Вы разве ничего не помните о том дне? Вы стояли в толпе и вместе со своими родителями наблюдали за скачками.

Белла медленно покачала головой.

– Прошу прощения, но в голове у меня пустота. Я ничего не помню о том дне.

– Вы в этом уверены?

– Да. – Неожиданно она положила руку на его обнаженное предплечье. – Мне бы очень хотелось, чтобы вы тогда приняли участие в этих скачках, Майлз. Правда! Но ваш отец наверняка запретил вам это, потому что любил вас. Вы были его единственным сыном, и он боялся вас потерять.

Эмоции переполняли Майлза. Эйлуин боялся его потерять, да. Но о какой любви речь? Он ценил его только как наследника, не более.

Тепло ее руки проникло сквозь его кожу. От этого Майлзу захотелось разболтать ей то, чего он никогда и никому не рассказывал. Впрочем, кое-что лучше оставить недосказанным.

– Это не важно, – бросил он. – Это было так давно.

– Конечно, важно! Отец всегда оказывает серьезное влияние на жизнь ребенка. Даже если отец суровый и властный.

Майлз напрягся.

– Я не припомню, чтобы я называл его суровым или властным.

Он произнес это ледяным тоном, и Белла убрала руку.

– Да, но вы упоминали ранее, что он не особенно заботился о детях. Ваши точные слова: «Он не выносил болтливых сопляков». Это касалось и вас? Вы пытались ему возразить, когда он запретил вам участвовать в верблюжьих скачках?

– Нет! – вскричал Майлз. – Я же говорил вам, что я уважал его!

Белла слегка нахмурилась:

– Стало быть, вы никогда с ним не ссорились? Никогда?

Ее настойчивые вопросы разбередили его память. Ей же не было известно, что он не смел противоречить отцу. Кроме одного рокового случая. Теперь горькое сожаление поднималось в груди Майлза, грозя удушить его. Если бы он не восстал, если бы продолжал оставаться послушным сыном, Эйлуин бы не умер…

Вскочив на ноги, герцог наградил Беллу ледяным взглядом.

– Достаточно этих расспросов, – заявил он. – Поскольку вы не можете вспомнить ничего полезного, то все это – пустая трата моего времени.

Опечалившись, Белла подняла на него глаза.

– Простите меня за любопытство, ваша светлость. Полагаю, на этот раз я заслуживаю «герцогского» взгляда.

– Чего?!

– «Герцогского» взгляда, – пояснила Белла. – Вы часто его используете, чтобы устрашать людей. – На вид ничуть не устрашенная, девушка грациозно встала со стула. – Могу я попросить у вас свечу? Кажется, свою я забыла в архивной комнате.

Стараясь подавить гнев, Майлз развернулся и направился к письменному столу. Он раздраженно оглядел кабинет, но смог увидеть только канделябр. Дьявольщина! Почему в поле зрения не попадаются подсвечники? Да их тут должно быть не меньше полудюжины!

Он вернулся к Белле.

– Мне придется проводить вас до спальни, – сказал Майлз.

С этими словами он зашагал к двери, а Белла засеменила рядом с ним.

– Если мы заглянем в архив, я заберу оттуда свою свечу, и вам не придется провожать меня.

– Нет! – Будь он проклят, если позволит ей диктовать ему хоть какую-то ерунду. – Я сказал, что отведу вас в спальню, и это все. В любом случае вы не должны в одиночестве бродить по дому.

– Почему не должна?

Звук их шагов эхом разносился по темному коридору. Ее шаги были легкие и быстрые, не отстающие от его длинных шагов.

– Вы можете споткнуться о свои юбки и упасть на лестнице, – мрачно ответил Эйлуин. – Вы можете свернуть себе шею, и никто до утра не узнает об этом.

– Вы обвиняете меня в неуклюжести, ваша светлость?

В словах Беллы сквозила насмешка, а ее самоуверенность только подпитывала дурное настроение герцога.

– Да, обвиняю, – огрызнулся он. – Вы, кажется, недавно уронили себе на ногу осколок камня, не так ли?

Эти слова заставили ее замолчать. Слава богу. Достаточно с него на этот вечер ее болтовни. Он не хотел больше слышать от нее ни звука. Да, возможно, у нее самые мягкие и сладкие губы, какие он когда-либо пробовал, но в произносимых ею словах не было ни мягкости, ни сладости. Все они были резкими, беспардонными и чрезмерно дерзкими.

Подумать только, «герцогский» взгляд! Ему не пришлось бы прибегать к запугиванию, если бы у Изабеллы Джонс хватило ума не совать нос в его личные дела. Но она все время вынюхивала и ковырялась, пока не сорвала струпья со старых ран. И как только он мог подумать, что ему доставляет удовольствие ее присутствие в его доме?!

Хотя на самом деле так оно и было. Несмотря ни на что, Эйлуину хотелось, чтобы она была здесь, с ним. В Белле была жизненная сила, которой ему так не хватало, тепло, согревавшее холодные уголки его души. Мысль о возвращении в одиночестве в его уединенный кабинет казалась Майлзу малопривлекательной.

Когда они стали подниматься по мраморной лестнице в восточное крыло, он искоса посмотрел на Беллу. Она хмурилась, ее взгляд был опущен вниз, как будто она глубоко о чем-то задумалась. Почему она так тиха?