Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы иногда встречаемся.
— Ну вот видите…
— Почему Клеман-Амруш трижды звонил вам вчера во второй половине дня, два раза сюда и один раз домой, причем вы подолгу разговаривали?
Побледневший Ашиль Фауэ оглянулся на внутренний дворик.
— Вы шпионите за мной?
— Просто пытаемся разобраться. Мы хотим защитить Клеман-Амруша и интересуемся всеми, кто звонил ему и кому звонил он, чтобы найти тех, кто пытается ему навредить. Это обычная процедура, а никакой не шпионаж. О чем вы говорили вчера вечером?
— Я не помню.
— Вы не умеете лгать. Клеман-Амруш доверяет вам, я в этом уверен. Наверняка вы один из немногих его друзей. Давно вы знакомы?
Дюрозье почувствовал, что попал в точку. Ашиль Фауэ захлопнул лежавшую перед ним книгу и бросил ее на кипу старых журналов.
С отсутствующим видом Дюрозье смотрел на разбросанные на столе книги. Что там говорила Валери о порядке и беспорядке в книгах? Он ничего не понял.
— Мишелю не стоило писать об этих проклятых «Стихах»! — воскликнул консьерж.
— Я с вами согласен.
— Он был напуган тем, что случилось с Перси. Поэтому и позвонил мне вчера вечером.
— Он сказал вам что-нибудь особенное?
— Перси Кларенс опасался человека, притворявшегося журналистом, с которым у него вчера была назначена встреча. Мишель попытался что-то разузнать об этом лже-журналисте, но предотвратить трагедию не удалось.
Дюрозье начал понимать, почему Клеман-Амруш звонил в редакции нескольких литературных журналов.
— Я знаю. Нам известно о его телефонных звонках. Теперь я понимаю. Но причем тут вы? Почему он не позвонил Кардоне?
Консьерж снова обернулся в сторону внутреннего дворика, словно ожидал оттуда поддержки.
— Некоторое время назад Мишель признался мне, что не доверяет своей пресс-атташе.
— Почему?
— Кардона задавала ему слишком много вопросов насчет рукописей, которые послужили основой для этой чертовой книги. Это было совсем на нее не похоже: раньше она никогда по-настоящему не интересовалась литературой. Мишель испугался и сказал мне, что ее могли завербовать фундаменталисты. После всего, что с ним произошло, можно стать параноиком.
— У вас есть доказательства?
— Ничего конкретного, только интуиция. Во всяком случае, с Кардоной или без нее, но Мишель прекрасно знает, что за ним охотятся террористы. Он звонил мне, чтобы назначить встречу в «Липпе».[16]Но он не пришел, и это меня тревожит. Он говорил, что ему нужно мне что-то сказать.
— Почему он вам этого не сказал по телефону?
— Мишель с недоверием относится к телефону. Да и я тоже.
— Из-за нас?
Слабая улыбка показалась на губах консьержа.
— Больше всего мы боимся не вас.
— Тарика Хамзы?
— Он уже давно мертв.
Ашиль Фауэ сообщил ему о смерти одного из самых опасных террористов планеты, разыскиваемого спецслужбами разных стран, с такой ошеломляющей уверенностью, как будто речь шла о всем известном факте.
— Откуда вы знаете?
— Это долгая история.
— Встретимся в «Липпе», а пока не выходите из будки. Вы должны обязательно прийти, когда я вам позвоню, иначе мне придется отправить вас в полицию.
— Так я и знал, что этим все кончится.
Выйдя из издательства, Дюрозье позвонил Валери на мобильный:
— Думаю, Кардона Кампо сейчас с тобой. Отвечай только «да» или «нет».
— Да.
— По- твоему, она вполне откровенна с нами?
— Нет.
— У Клеман-Амруша есть подозрения на ее счет. У тебя тоже такое впечатление?
— Да.
— Тогда смотри в оба. Изворачивайся. Я разузнаю о ней побольше.
— Да.
— Вполне возможно, она использует нас, чтобы заполучить рукопись и смыться. Незаметно проследи за ней.
— Да.
— Ты любишь меня?
— Да.
Ла-Шарите-сюр-Луар, 16:00
После долгого пути по безлюдной равнине грузовик «Теледиффюзьон-де-Франс» подъезжал к городку Ла-Шарите-сюр-Луар. Вдали уже виднелись его колокольни.
Северный ветер развеял туман. Морозный пейзаж казался нарисованным тушью. Укрывшись за стенами, город готовился к Рождеству. Вдалеке за крышами виднелась Луара, отделявшая средневековый городок от черно-белого леса, простиравшегося на запад до самого горизонта. На узких улочках в освещенных витринах красовались рождественские вертепы, подернутые искусственным инеем новогодние елки и Деды Морозы. Матери тянули за руки ребятишек, нетерпеливо ожидавших праздника.
Абу Кибер вырулил на одну из центральных улиц города. Прохожие шли по тротуарам, переходили улицы, несли пакеты с покупками. Боевики наблюдали за западной жизнью из кабины угнанной бетономешалки. Абу Кибер отвечал на их вопросы, стараясь не нарушить правил дорожного движения.
— А зачем все эти церкви? Что они в них делают?
— Каждый день они превращают Всевышнего, да будет благословенно его имя, в хлеб и вино. А потом едят его с золотых и серебряных блюд.
— Это отвратительно.
— А по воскресеньям они приводят на этот пир женщин и детей.
— И женщин тоже?
— И кто творит эти мерзости?
— Священники. У христиан религия — это профессия.
Трое боевиков недоверчиво смотрели на богохульников, обвешанных пакетами с подарками и снедью.
— Они говорят, что Господь родился в хлеву из чрева еврейки.
— Псы!
— Они превращают Бога в вино? По-настоящему?
— Да.
Абу Кибер с серьезным видом кивнул. Ему самому во все это верилось с трудом. Однако же это правда. Синий имам вырвался из этой трясины только благодаря своей непоколебимой вере. Он показывал Абу Киберу книги и фильмы, где неверные сами все это рассказывали и показывали.
— И эти люди угнетают наших братьев в Палестине и Ираке?
— Они самые.
Абу Кибер поставил грузовик на парковке у мэрии, вылез из кабины, размял затекшие ноги и огляделся. Затем достал мобильный и позвонил Синему имаму.
— Я в пункте Д.
— Отлично.
— А ты?
— Все идет нормально.
Абу Кибер нажал на отбой, поднялся по ступеням церкви и подошел к парапету. Отсюда открывался вид на одну из самых больших рек Франции. Каменный мост медового цвета соединял ее берега. В своей великой мудрости Синий имам решил наказать неверных, отделив Братьев Севера от Братьев Юга.