Он в мгновение оказался на ногах и одним прыжком преодолел расстояние между нами; он и правда был высок и силен и свою силу в тот момент направил на меня.

– Что ты делаешь?! – заорал он.

– Пытаюсь выбраться из колючек, а вам и в голову не приходит мне помочь! – прошипел я в ответ.

– Да я не об этом. Что происходит у тебя в уме? – уточнил он.

– Пытаюсь обдумать, как проложить себе путь через эти колючки, ясное дело, – резко отозвался я.

– Опять не то! Я имею в виду, осознаешь ли ты, куда идут твои мысли?

Я помедлил, потом ответил:

– Мы обсуждали некоторые проблемы моей жизни, мы обсуждали несколько важных вещей, которые… ну, короче, если их изменить, то я стану намного счастливее.

– Но разве тебе не показалось, что ты слышишь о тех вещах, которые касаются почти всех подробностей твоего дня? Разве ты не заметил, что чуть ли не каждый аспект твоей жизни образуется из вещей, которые тебя беспокоят, – из вещей, которые огорчают или раздражают тебя?

Я опять помедлил и снова увидел, что он прав. Даже если бы я убрал то, что можно назвать первым слоем, так вот, если бы я полностью убрал первый слой тех жизненных проблем, которые более всего раздражают меня, то под ним обнаружился бы еще один, второй слой, а под тем – третий и так далее, и этому не было бы ни конца ни края. Проблема заключена, возможно, не столько в функционировании природы моей жизни, сколько в том, что она есть отражение моего ума, точнее, такого состояния моего ума, которое сможет найти недостатки во всем, что только появляется в нем.

Он стоял передо мной и кивал головой, как бы поддакивая, как будто знал, к каким выводам я только что пришел. А потом вдруг опустился прямо в кактусы, положил мою босую ногу себе на колени и стал заботливо извлекать из нее острые шипы, не пропуская ни одного. Он проделывал это в полном молчании и так непринужденно и естественно, что я даже не успел поразмышлять над необычностью ситуации: один из величайших духовных авторитетов, когда-либо живших на этой планете, смело садится передо мной в колючки, не боясь уколоться, и с материнской любовью врачует мои раны. Он провел рукой по моим задубевшим от воды штанам ниже колен, и они мгновенно высохли, стали теплыми и приятными на ощупь. Мои исколотые стопы вновь ожили и потеплели в его руках, пока он надевал на них ботинки уже совсем сухие и мягкие.

Он поднялся и ласково сказал:

– Пойдем под дерево и передохнем. Прости, если причинил тебе боль, но я хочу, чтобы ты запомнил эти колючки, запомнил, как вымок насквозь, как ни с того ни с сего упал в ручей. Ты смотришь на свой мир не мудрым взором Воина, а помутненным взором безумца, – продолжил он. – Перестань уже считать свое путешествие сквозь каждый божий день мучительным преодолением полосы препятствий в виде отвратительных людей, непослушных животных, опасных вещей и неприятных ситуаций. Перестань уже бороться с ветряными мельницами! Ты не сможешь победить их всех, ты не можешь сразиться с каждым негодяем, не можешь всех их убрать со своего пути, как не можешь убрать всех камней и вымести всю пыль со своей дороги из дома в библиотеку.

Та наивная мечта, которую ты лелеешь в глубинах своего ума – мол, если убрать несколько наихудших жизненных проблем, то жить станет лучше, – есть бесконечная ловушка. Если ты не выбросишь ее из головы, то она, вне всякого сомнения, будет продолжать делать тебя несчастным, потому что никогда не сбудется. Если ты дашь себе труд шевельнуть извилиной, то тебе придется это признать. Твой мир, по крайней мере тот мир, который сейчас тебя окружает, больше похож на этот клочок земли, покрытый колючками, и ни по какому щучьему велению не станет он лужайкой с мягкой травой.

Представь себе глупца, который босиком снует туда-сюда по нашему Саду с охапкой выделанных шкур кожи и стелет огромные куски кожи повсеместно – на каждый терновый куст или кактус, на каждую каменистую или пыльную тропу. А теперь посмотри вниз на свои ноги, обутые в простые кожаные ботинки, которые прямо по колючкам вывели тебя из зарослей и привели под эту прекрасную пальму. Бороться против каждого раздражающего нас объекта, против каждого недруга в этом мире – это все равно что пытаться покрыть кожей всю земную поверхность; так что лучше уж носить обувь, лучше уж овладеть искусством побеждать свой собственный гнев, лучше научиться невозмутимости и самообладанию.

Он усадил меня на ложе из сухих пальмовых листьев, и какое-то время мы наслаждались ароматами ночного воздуха. Потом у меня снова появился вопрос.

– Но я часто замечал, – сказал я, – что лучше себя чувствуешь, когда открыто выражаешь свой гнев, избавляешься от него, что ли, – даже облегчение вроде наступает.

Он расхохотался своим глубоким смехом прямо мне в лицо.

– Что ж, иногда действительно не лишено смысла искренне и адекватно проинформировать того, кто причиняет боль тебе или другим, что он не прав, – если только здоровья хватит, если только ты уверен, что это поможет достойно погасить конфликт. Но сама идея, что любые мысли или выражение гнева могут быть полезными… – Тут он опять хохотнул. – Чтобы в это поверить, надо либо совсем ничего не знать о кармических отпечатках вообще, либо так и не суметь осознать, насколько разрушительным может быть гнев в частности.

– Я хочу, чтобы ты запомнил это, – уже серьезно сказал Мастер Шантидева. – Я хочу, чтобы ты запомнил, как несколько минут назад готов был сбежать отсюда по ручью. Я хочу, чтобы ночами, которые ты в дальнейшем проведешь в Саду с другими святыми подвижниками, ты поразмышлял над тем, как, разозлившись на старика Шантидеву за несколько колючек в своей пятке и мокрое пятно на штанине, ты чуть было не отказался от того, что, несомненно, является высшей наградой человеческой жизни. Нет, нет и нет, ты не можешь позволить себе гнев даже на мгновение, ибо за это мгновение он может уничтожить все, чего ты уже достиг, и все, чего тебе еще предстоит достичь.

Он уселся на связки мягких листьев, а я рухнул рядом с ним, невольно вздохнув, хорошо понимая как истинность его слов, так и ничтожность своих духовных усилий. Он обнял меня за плечи и улыбнулся, а потом посмотрел куда-то вдаль через весь Сад:

– Наберись терпения, останови гнев, прекрати злиться даже на то, что кажется тебе твоим слишком медленным продвижением по Пути. Сохраняй хладнокровие, поддерживай непрерывность самообладания, не только встречаясь с внешними препятствиями и проблемами, но и с самим собой, – будь к себе добр, подбадривай и укрепляй себя: это намного полезнее для достижения той цели, к которой ты стремишься.

Мудрый страдает во время своих духовных исканий, а если ты будешь искать только приятного отдыха, то никогда не станешь мудрым. Не будь слишком привязанным к маленьким удовольствиям, но взыскуй высших радостей. Научись не только совладать с болью, но и видеть в ней средство, видеть в ней сам Путь – так ты сможешь сохранить честность, сможешь сохранить скромность, это позволит тебе сочувствовать тем, кому повезло меньше, чем тебе. Поддавшись беспомощному разочарованию или гневу, можно только разрушать; научившись жить с болью и использовать ее, обретаешь опыт, который сослужит тебе добрую службу на всем Пути к тому светлому дню, когда ты навсегда выйдешь за пределы всей и всяческой боли. Истинный Воин учится быть непоколебимым.