Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чаша страданий должна быть испита до дна…
Генерал Самсонов незаметно отделяется от своих спутников и вынимает револьвер. Одинокий выстрел нарушает тишину леса…
Этим драматическим эпизодом закончилась катастрофа под Танненбергом, под тем Танненбергом, у которого пять веков тому назад соединенное русско-литовское воинство нанесло жестокое поражение рыцарям Тевтонского ордена.
Как ни расценивать катастрофу самсоновской армии, последняя сыграла известную роль в общем ходе боевых операций Антанты. Не взирая на блестящий успех 8-й германской армии Гинденбурга, этот успех не мог компенсировать той неудачи, которую немцы понесли на полях Марны.
В ответственную минуту, когда решалась судьба всей кампании, ударное крыло генералов Клука и Белова, на Западном фронте, было лишено двух корпусов, переброшенных опрометчиво на восток.
И не правы ли военные исследователи, видящие в этом одну из причин «Чуда на Марне», — спасения Франции от неминуемого разгрома?…
В живописном лесу стоит памятник из серого камня. На нем немецкая надпись:
General Samsonow, Gegner Hindenburgs, in der Schlacht bei Tannenberg
Кругом тишина, мрак, зеленая ночь.
Мир и покой разлиты в лесу.
И только серый памятник свидетельствует о том, какая жуткая драма имела здесь место пятнадцать лет назад…
1
Мисс Лилиан Грей — это было настоящее имя. Обыкновенно же звали ее — Мисюсь…
Она обладала кротким характером, была чиста сердцем и, подобно каждой красивой девушке, имела многих поклонников. Что касается внешности, на этом следует остановиться.
Мисс Лилиан — англичанка, настоящая английская мисс. Ее родители, занесенные в пятнадцатый том английского «Studboock’a», носили родовой герб лорда Грея и считались представителями высшей аристократии.
К Мисс Лилиан перешли по наследству лучшие признаки расы — хороший рост, необыкновенная сухость фигуры, стройные ножки, строгие очертания профиля. Большие глаза смотрели ласково и умно. На тонкой коже проступали нежные жилки. Только хвост, один только хвост, с жестким волосяным покровом, по закону случайного атавизма, был унаследован от диких норманских предков.
Мисс Лилиан была ровной светло-гнедой масти, с единственною отметиной — белым, круглым, совершенно напоминавшим серебряный рубль, пятнышком на правой стороне шейки. Эта родинка придавала особую прелесть…
Трехлетним ребенком Мисс Лилиан покинула туманную родину и попала в Россию. С большим успехом дебютировала на коломяжском ипподроме. В середине сезона взяла «Императорский Приз», приобрела ряд новых владельцев и легкое растяжение сухожилия, после чего попала в провинцию.
Новый хозяин, штабс-ротмистр лейб-гвардии Павлоградского полка Левенец, чрезвычайно гордился этим приобретением, и не считал три тысячи золотых рублей ценою преувеличенной.
Мисс Лилиан оправдала возлагавшиеся надежды. Полковые скачки выиграла шутя, самым блистательным образом. Дивизионные состязания прошли с тем же успехом. Наконец, на окружной скачке, имея таких конкурентов, как дербиста Вандимена улана Шпадковского, как Ясновельможного драгунского поручика Золотухина и знаменитую Гляву, Мисс Лилиан Грей пришла первой к столбу.
Это было незабываемое спортивное зрелище.
Общий фаворит Вандимен закинулся на канаве и потерял темп. Имевший весьма крупные шансы Ясновельможный, был пойман у самого выхода на прямую и брошен не менее, как на восемь корпусов. А Глява знаменитая Глява, скакала в последний раз. На ирландском банкете, находясь в жестоком посыле, кобыла неожиданно оступилась, сломала бабку на левой передней ноге и была пристрелена тут же, на ипподроме, своим злополучным хозяином.
К Мисс Лилиан перешла вполне заслуженная слава.
Победа увенчала ее триумфом. Под грохот рукоплесканий, порывисто дыша запотевшими боками, пугливо озираясь и слегка дрожа от волнения, Мисс Лилиан сошла на паддок. Председатель жюри, начальник кавалерийской дивизии, с большим умилением потрепал ее по «серебряному рублю» и под звуки полкового марша, вручил победителю золотой жетон вместе с денежною наградой.
2
Гусарский штабс-ротмистр был спортсменом в полном значении слова. И в азартной игре смотрел на противников с точки зрения непобедимого стиплера, привыкшего бить почем зря своих соперников, при выходе на прямую.
Но Фортуна — женщина. И как каждая женщина — переменчива и жестока.
На скаковом поле штабс-ротмистр стяжал славу счастливого ездока. На карточном поле его постигла крупная неудача.
Банк срывался один за другим. В понтировке карта билась за картой, как скаковая кобыла без тренинга. С упорством, достойным лучшего применения, штабс-ротмистр не сдавал оружия, пока не проигрался в пух и прах.
Игра закончилась на рассвете и прямо из клуба, раздосадованный, в отвратительном настроении, штабс-ротмистр отправился спать. Через сутки стало известным, что штабс-ротмистр продает скаковую конюшню…
В серое февральское утро я зашел в манеж учебной команды. Штабс-ротмистр, верхом на Лилиан Грей, стоял посередине манежа и щелкал бичом. Пропустив смену через препятствие, слез с кобылы, закурил папиросу.
Я обратился с вопросом и завязал разговор. Голос штабс-ротмистра звучал мрачно и хмуро.
Бедный Жора!
Чувствовал ли он в эту минуту, что через каких-нибудь восемь лет, в такой же серый февральский день, будет разорван на клочья взбунтовавшейся петроградской чернью?..
Нет, он ничего в эту минуту не чувствовал, кроме жестокой обиды от карточного проигрыша…
— Покупай Мисюсь!.. Дешево уступлю!..
Я принял равнодушный вид, но все же полюбопытствовал:
— Например?
Жора на минуту задумался, набрал воздуха и, слегка заикаясь, выдавил:
— Три ар-рхиерея!..
— Мой милый, три тысячи за старую клячу? — расхохотался я самым вызывающим образом. — Да ты с ума сошел!.. Ножки тронуты! Хвост точно помело!.. Нет, этот номер, батенька, не пройдет!
— Ничего ты не п-понимаешь! — произнес с сердцем штабс-ротмистр. — Коб-быле семь лет… Самый возраст!.. Брок давно рассосался, клянусь честью! А вместо хвос-ста, взгляни лучше на скакательные суставы… Это же экспресс, а не лошадь… Жел-лезо!..
Я умышленно спорил и находил всевозможные недостатки.
Потом, как добрый барышник, обошел кобылу со всех сторон, заглядывая ей в зубы, прощупывая сухожилия на передних ногах и, с некоторою осторожностью, хлопая по костистому крупу. Ибо, при всех обстоятельствах, помнил крепкую гусарскую поговорку: «Бойся женского переда и конского зада!»
Я торговался, как жид, как цыган на конской ярмарке в Ярмолинцах. Жора с трех тысяч быстро спустил до двух. В свою очередь, я накинул несколько сотен и с семисот доехал до тысячи.