— Натан! Натан из Веллингтона! Что ты тут делаешь?

— Живу. А вот ты откуда, Капка? Бог мой, сколько лет прошло с того Конгресса?

— Восемь. Я считала каждый год вдали от Буэнос-Айреса.

Натан проводил здесь по полгода:

— Не могу без этого, просто не могу.

— Без танго или без Буэнос-Айреса?

— А есть разница? Без танца моя жизнь не полная. Без путешествий сюда тоже. Мне нужно танцевать здесь. Сколько у тебя времени до отъезда?

Немного. Уже четверг, милонга Niño Bien. Очередное знакомое женское лицо, что-то в нервозности ее движений сразу напоминает, кто она. Французская стюардесса с дымчатым макияжем глаз.

— Джульетта. Она переехала сюда два года назад. Зарабатывает танцами: дает уроки и все такое. А еще у нее бойфренд, значительно моложе ее, изучает философию. Вот как надо, — сплетничает Зорайда.

— Нужно завести молодого парня-философа?

— Нет, дорогуша, переехать в Буэнос-Айрес. Жить мечтой о танго.

Спустя какое-то время Джульетта подсаживается к нам, прикуривает «Галуаз» и деловито сообщает:

— Знаешь, как все произошло? Мне стукнуло сорок, и что мне, кофе подавать? Нет. В свободное время я летела из Парижа в Бостон, чтобы только взять урок у замечательного преподавателя, и тусовалась здесь на милонгах пару раз в год. Не могла я ждать, пока станет слишком поздно, и пошла ва-банк, бросив все.

— И как ты теперь? — спрашиваю, побаиваясь ответа. Окажись все слишком хорошо, я бы стала завидовать, а слишком плохо — огорчилась бы.

— Сожгла мосты с Францией, разругалась с семьей. Увидела бы ты меня в то время, подумала бы, что дружу с наркотиками, — она хмыкнула. — А теперь на прежнюю работу не вернуться, и денег у меня не осталось. Вот оно как: либо пан, либо пропал.

— А жить за счет танго не получается?

Зорайда покачала головой. Уж она-то знает все это не понаслышке.

— Только сезонные заработки, — ответила экс-стюардесса. — И непредсказуемо, зависит от приезжающих иностранцев.

— Привет, милый, — Джульетта неожиданно протягивает руку парню с томным лицом. Он не представился нам, а просто выдернул ее танцевать. Это танда вальса, и сейчас звучит песня «Твой диагноз»:

Они прекрасно смотрятся вместе — она со своим резким профилем и он — смесь портеньо с неаполитанцем, похожий то ли на соблазнителя, то ли на сутенера.

— У них разница пятнадцать лет, — комментирует Зорайда. — И выглядят прекрасно. Она молодец. Надоело видеть мерзких старикашек, хватающих молодых пташек.

Джульетта делает то, на что я так и не решилась, — жертвует всем ради танго. С одной стороны, я задаю себе вопрос: если бы я могла поступить так же — сжечь мосты, переехать сюда, начать с нуля и примерно столько же зарабатывать, — разрушилась ли бы моя настоящая жизнь? А с другой — прихожу от подобной мысли в ужас и смятение.

Но видно, я недостаточно напугана и договариваюсь встретиться с Джульеттой на следующий день в кафе, недалеко от ее дома, чтобы расспросить поподробнее. В свете дня она кажется бледной и уставшей, ее красота еще не увяла, но два года бессонных ночей уже оставили свои следы.

— Я снимаю маленькую комнатку вместе с одной пожилой женщиной. Все, что могу себе позволить. Каждую ночь ухожу куда-нибудь, иначе сойду с ума, — она вымученно смеется, а я пытаюсь поддержать смех.

(Пауза. Танго придумали матросы, эмигранты, рабочие и проститутки, которым нужно было сбегать из своих маленьких и убогих клетушек. Уважаемые же люди жили в больших домах, где, естественно, предавались достойным занятиям.)

— Но теперь я не танцую так много, — говорит она.

— Сколько раз в неделю?

— Четыре-пять. В первый год, бывало, занималась по восемь часов ежедневно. Да и теперь тренируюсь каждый день, ведь это единственный способ оставаться на плаву. Хотя сейчас я спокойнее стала ко всему относиться.

— Это ты называешь спокойствием, — теперь уже мне смешно, но она меня не поддерживает. — А как насчет отношений в танго?

— Я не ищу там любви или секса. Просто контакт. Танго — мой личный проект. Это мое стремление к совершенству и поиск смысла. И все это в танцевальном объятии.

— Тем не менее у тебя есть отношения, танго-отношения.

— Конечно, но я не воспринимаю это как само собой разумеющееся. Мир танго жесток. Нужно сражаться, чтобы выживать и в танце, и в качестве женщины. Даже сейчас мой студент окружен привлекательными молодыми особами, все они доступны, и многие из них ужасны. Те, кто при встрече расцеловывает меня, а ему нашептывает: «Ты что, все еще с Джульеттой?» Ненавижу. Он может принадлежать им, только когда не будет моим. А пока он со мной.

От ее слов мне грустно. Ведь я всегда верила, что истинная любовь справляется с любыми трудностями.

— А как насчет будущего? — в моем горле застыл комок беспокойства.

Она хохочет.

— Я не думаю о будущем. Но знаю, что к шестидесяти останусь одна. И никого рядом не будет. Зато будет что рассказать.

Мне мучительно страшно за нее. Кажется, будто я знаю Джульетту всю жизнь. Возможно потому, что в каком-то смысле она — это я, только старше на семь лет, без стабильности, без длительных отношений, без ограничений. В ее профиле на Facebook я нашла следующее:

Яркий пример запущенной танго-лихорадки, которая, судя по всему, превратилась в глобальную эпидемию.

В этот вечер на сцене Salon Caning выступает бандонеонист из Японии и корейская пара. Я сижу рядом с медсестрой с Апеннин, которая специально ради танго приехала работать в итальянской больнице в Буэнос-Айресе:

— Иногда мне приходится мчаться на милонгу в медицинской одежде и переодеваться прямо в такси. Водители уж привыкли.

На милонге в Club Sunderland (должно быть, в субботу) японка с лицом, как маска из театра кабуки, говорит, что живет здесь три месяца в году:

— У меня одна мечта — умереть в Буэнос-Айресе.

— Не слишком ли ты молода для подобных мыслей? — дразнила я ее.

— Мне сорок восемь. Я танцую больше тридцать лет.

Француз из Ниццы, с которым я танцую, прилетает в Аргентину каждые пару месяцев. Он опережает музыку, будто сидит на стимуляторах. Я спрашиваю, чем он занимается, когда возвращается во Францию.

— Депрессия. Начинается прямо через неделю. Недавно был в La Viruta, и на пол упала пара: точнее, у партнера лет восьмидесяти случился обширный инфаркт, тот рухнул и потянул молодую женщину за собой. Какая прекрасная смерть! Быстрая, безболезненная, в объятиях красивой женщины, когда занимаешься тем, что любишь больше всего. Я тоже хочу умереть вот так.