Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рома выкрикнул:
– Стас! Стас Шутов!
– У-у-у-ух!! – Серега задрожал и зачесался с удвоенной силой. – Еще!!
– Стас Шутов! Стас Шутов! Стас Шутов!
– У-у-ух! У-у-ур-р-р!!!! – Серега с ожесточением чесал себя всего.
– А ну прекратите фигней страдать, долбокряки! – грубо прикрикнул на них Антон.
– А мой батька говорит, что чесаться полезно, – обиженно пробормотал Рома, – батька говорит, что, если много чесаться, можно не мыться!
Он зашипел Сереге на ухо:
– Стас-с-с Ш-шутоф-ф!!!
Серега запустил обе пятерни в волосы и стал яростно чесать голову. Антон хлопнул по столу. Мальчишки перестали дурачиться и занялись едой.
– Что же он может сделать такого кошмарного? Что может быть хуже того, что он уже настроил против меня всю школу?
Мальчишки задумались. Антон сказал:
– Ну, пока что не всю… Мы, например, даже не в курсе, что с тобой там происходит. А насчет того, что может быть хуже… Хм. Стас однажды так вывернул мне пальцы рогатиной, что они теперь не складываются. Смотри!
Он показал мне указательный и средний пальцы. Они и правда были странно вывернуты и не соприкасались.
– А мой зад, – пискнул Серега, – уже столько раз испытывал горечь столкновения с его тяжелыми ботинками, что уже стал тверже чугунной сковородки! Хочешь потрогать?
– Нет, спасибо, – быстро сказала я.
– А еще он мне бок поджег, – Серега задрал футболку и продемонстрировал здоровенный шрам на ребрах.
– А меня он однажды башкой в костер сунул, – сказал Рома. – У меня до сих пор брови не могут отрасти, видишь?
Он пошевелил своими половинчатыми бровями, на которых я разглядела маленькие шрамы.
– А с Антоном они знаешь что сделали однажды? – спросил Серега, давясь от смеха. – Затащили в туалет, нарисовали ручкой на лбу член и заставили на камеру говорить… Э-э-э… Тох, чего ты говорил? Меня зовут Антон Чернышев, и я хромой член. Так вроде?
Серега с Ромой засмеялись. Антон сидел чернее тучи.
– Это видео потом всем разослали.
– А что если бы он не согласился говорить? – спросила я. Антон криво усмехнулся.
– Они обещали сложить мне рогатиной еще два пальца. А мне и имеющихся двух хватило!
– А Ромку, – Серега продолжал давиться от смеха, – поймали как-то, сунули в руки табличку со словами: «Я дрочу на Нину Григорьевну» – и сказали улыбаться. Чем-то тоже пригрозили. Его пофоткали, а фотки потом расклеили по учительской. Вот такие дела.
– А Сереге, – подал голос Ромка, – Сереге на камеру труселя на башку натянули. А у него они такие смешные, с человеком-пауком. Красненькие. Было очень смешно.
– Больно, между прочим, – обиделся Серега. – Да, вот сейчас если рассуждать, дык все таким смешным кажется. Но в тот момент не до смеха, запредельно не до смеха. А иногда они вообще зверствуют, когда у них плохое настроение и им нужно на ком-нибудь оторваться.
Наступила неловкая пауза.
– А тебя-то он за что? – Серега с жалостью посмотрел на меня. – Он, конечно, с девчонками не церемонится, но так жестоко с ними не обращается.
Я пожала плечами и засунула в рот полную ложку картофельно-тушеночной массы.
– Цап, ну-ка улыбнись, – вдруг сказал Антон, посмотрев на своего друга.
Рома улыбнулся. А все засмеялись. Между зубов у него застряла картофельная кожура.
– Что? – обиженно оглядел он нас.
– У тебя в зубах застряла картошка, вот здесь, – Серега постучал пальцем по зубам.
Рома запустил пальцы в рот и стал ковыряться в зубах.
– Фу, противно! – сморщился Антон. – Иди зубы почисти!
– Я уже чистил сегодня, – пробормотал Рома, не выпуская пальца изо рта. – Мой батька говорит, если часто чистить зубы, они расшатаются и выпадут.
– Видно, твой батька очень любил чистить зубы, судя по его дырявому рту.
– Это ему в драке зубы выбили! – оскорбился Рома. – Он, между прочим, честь женщины защищал!
– Да? Не твоей ли мамашки?
– Именно моей!
– И где ж мамашка сейчас?
Рома замолчал. Серега посмотрел на меня и сказал:
– Укатила в Сочи жить с другим, бросив сынка и муженька! Эту историю мы выслушиваем каждый день по пять раз. Вот так и защищай честь женщин! Запредельная несправедливость!
Они засмеялись, даже Рома заулыбался.
Компания была мне непривычной. Я никогда не общалась с таким количеством странных мальчишек сразу.
– А знаете, что еще мой батька говорит?
– Слыхали уже про твоего батьку! – грубо отмахнулся Антон. Обиженно запыхтев, Рома замолчал.
Мы быстро опустошили целую кастрюлю и, довольные, откинулись на спинку дивана.
– Ну что, Тамар… – растерянно протянул Рома. – Тамара, Тома, Том… Томас. Тебе вроде как тоже сильно достается от падальщиков… Ты теперь вроде как парень вроде нас… – голос Ромы стал торжественным. – Добро пожаловать в нашу семью ущербных и убогих, но чертовски дружных ребят!
Я смотрела на мальчишек, они улыбались мне, и только Антон смотрел на меня хмуро – видно, не доверял девчонкам. С ними я чувствовала себя удивительно легко. Простые, как дедушкины галоши, веселые, добрые. Их объединяло одно горе. Одна война. Я считала раньше, что это только моя война. Но нет. Это наша война.
После обеда (или завтрака?) мы тщательно убрались, собрались и покинули дачу. Все это время я наблюдала за походкой Антона. Он то хромал, то шел нормально. Мне стало любопытно, но спросить я постеснялась. Обратно мы поехали на автобусе, хотя пешком дойти было недолго. Но с неба снова шел этот непонятный снежный дождь (или дождевой снег?), и нам не хотелось идти по мерзкой снежной каше. Мы все не выспались, были вялыми и сонными, поэтому разговаривать не хотелось. Так мы и ехали в автобусе, положив головы друг на друга, и молчали всю дорогу. Мы были похожи на кучу котят, спящих в коробке. Проехав одну остановку, мы распихали друг друга и вышли.
Мы обменялись телефонами и разошлись. Мы с Ромой пошли в одну сторону, Серега с Антоном – в другую.
– Почему Антон то хромает, то нет? – задала я Роме мучивший меня вопрос.
– Ах, это… – весело сказал Рома. – Стас ударил ему по колену железной трубой. Вообще-то у него уже все зажило. Просто мозги переклинило, и теперь, когда он вспоминает Стаса, то начинает хромать. А знаешь, что самое смешное? Труба была от пылесоса. Довольно стыдно быть избитым трубой от пылесоса. Меня, например, били велосипедной цепью. Это не так унизительно, как трубой от пылесоса. Вот, видишь шрам? – он повернулся ко мне лицом. – Не тот, который между бровями, а выше. Прям в лобешник заехали. Это прошлым летом. А Антону трубой досталось позже, осенью, по-моему. Мне стало жутко.