С днем рождения Альке повезло, так она сама всегда считала. Была в Тридевятом такая традиция — дарить девицам ко дню рождения непременно цветы. Хоть живые, хоть бумажные, хоть на платке крестом вышитые — но непременно цветы. Никаких иных подарков не полагалось, чай не перелом года. Но без цветов в такой день на глаза имениннице попасться — почти неприлично.

А повезло Альке, потому что родилась она в конце весны, когда цветов повсюду — видимо-невидимо, и каких красот редкостных ей только не преподносили, бывало! А еще непременно в этот день батюшка праздник большой устраивал. Всех боярских детей в царский терем приглашали, и уж сладостей им в этот день подавали вдосталь. И огни в небо пускали, и артистов приглашали, и даже карусель во дворе устраивали.

Да и гулянья в столице были не хуже зимних. Алька как-то в детстве сбежала от нянек в собственный день рождения, на праздник в городе посмотреть. Побывала на ярмарке, поглазела на уличных циркачей. Ничуть они и не хуже оказались тех, что ко двору приглашали. Петуха на палочке купила, перстенек со своей ручки отдав — денег-то у царевны отродясь не бывало, ни к чему они ей, а лотошники на базаре даром отчего-то не желали свои товары отдавать.

Залюбовалась еще на печатные пряники — до того на вид красивые да ровные, вот только рисунок на них странный оказался, несуразный какой-то: будто скоморошья рожа, с круглыми щеками, выпученными глазами, вздернутым носом, да с двумя торчащими в разные стороны косичками.

— А это царевны нашей — именинницы светлый лик пропечатан, — охотно пояснила говорливая торговка. — В честь праздничка!

Алька тогда глаза выпучила не хуже пряничной рожи. Вон оно как, значит!

Спросить что-то еще она тогда не успела. Стражники набежали с кормилицей во главе — вечно они набегали, стоило хоть ненадолго из-под присмотра вырваться, сразу переполох. Когда ее со всей почтительностью и поклонами под ручки уже прихватывали, Алька успела мстительно цапнуть с прилавка пряник. Возразить торговка, конечно, не посмела. А вот нечего на свою царевну обидные картинки на пряниках малевать!

Пряник, кстати, вкусный оказался. Тем и пришлось утешиться.

В последние три года дни рождения наследницы престола перестали шумно и всенародно праздновать. Наина устраивала небольшой прием, где все было чинно и скучно, дарила сестренке какой-то букетик, да тем и ограничивалась. В первый раз Алька приняла это как должное — времени после смерти батюшки тогда совсем немного прошло, какие уж тут праздники!

На второй год отплакавшая свое царевна проснулась в этот день с тем самым особенным предвкушением, какое бывало у нее обыкновенно в дни рождения. Но… показалось, будто все вокруг забыли о ее празднике. Ну да, в опочивальне с утра оказались цветы, несколько букетов с записками. Прислуга деловито готовилась к вечернему приему, сверяя списки гостей. Зато учитель пришел в свой час спрашивать заданный накануне урок. И тут уж царевна не вытерпела — пошла ответа у Наины искать.

И будто на стену наткнулась.

Наина сидела, как всегда, в своей светелке, за конторкой, заваленной бумагами. Подняв на сестру покрасневшие глаза, она посмотрела нее долгим взглядом — недобрым и пристальным.

— Мы не можем сейчас позволить себе пышных празднований, — сухо сообщила она.

— Почему?

Наина на несколько мгновений опустила веки.

— А состояние государственной казны тебя случайно не интересует? — наконец спросила она. — Ты слышала вообще про неурожай на севере? А отчего нам оборонные расходы пришлось наращивать — не знаешь?

— Причем тут… — Алька почувствовала, как закипают в глазах злые слезы, и поняла, что лучше не договаривать. Ясно ведь, что Наина просто хочет от нее отмахнуться. Вот и говорит о всякой ерунде, никакого отношения к сути дела не имеющей. И ни до чего они не договорятся. Значит, и реветь при сестрице — глупо. Ни к чему ее напрасно радовать.

Развернулась она тогда, да и ушла, хлопнув дверью. И на следующий год уж не ждала никаких чудес. Только время отсчитывала — вот выйдет замуж, станет царицей… будут снова люди вокруг веселыми и радостными, будут огни в небе, потехи, будут петухи на палочках, и — ладно, пусть уж — печатные пряники со светлым ликом. Все будет еще. А уж каких цветов невиданных ей Елисей привезет!

* * *

В это утро, проснувшись еще до петушиного крика, Алька не стала спешить открыть глаза, позволив себе еще чуть понежиться. И поймала себя вдруг на том, что ровно как в детстве ждет от этого дня какого-то чуда. Может, именно сегодня Елисей наконец найдет ее?

Это ведь как выходит — лет ей уж теперь и вовсе страшно сказать сколько. А она не замужем по сей день!

Вот странно — в последнее время царевна будто и вовсе перестала вспоминать о женихе. Неужто забыла, перестала ждать? И неправда вовсе! Алька даже сама на себя рассердилась. Не вертихвостка же она какая. У нее любимый есть. Вот примчится он сегодня…

Хотя если просто так примчится, пусть бы даже и с букетом, оно не больно-то романтично выходит. Как-то ведь Алевтина раньше представляла встречу… ах да, надо, чтобы она в беду сначала попала! Богатыри вот все осложняют, непременно ведь спасать кинутся поперед жениха. Да и сама она уже привыкла оружие у пояса носить, от завалящего какого чудища небось и своими силами отобьется. Надо, значит, в какую-нибудь такую беду попасть, чтоб ни сама она спастись не могла, и никто из богатырей не сумел выручить. А тут — Елисей, на белоснежном коне, с огромным букетом…

В царевнином воображении Елисей героически хлестнул букетом по морде напавшее на нее чудище. И Алька успела решить, что что-то здесь как будто все равно не совсем так. Но додумать мысль ей не дали — заголосил петух, затопотали по лестнице богатыри, а там и по стенке у ее занавески стукнул кто-то — разоспалась ты, мол, нынче, царевна.

Алевтина печально вздохнула. На пробежку пора. Да и кашеварить, кажется, ее черед нынче.

* * *

Голубь прилетел после обеда.

Ничем этот день не отличался от прочих — да и должен ли был отличаться? Как всегда, утром была пробежка и тренировка, как обычно, затем нашлась тысяча хлопот по хозяйству. Да и то — не от суровых же богатырей знаков внимания ждать! Глупости вот еще. Алька и не ждала.

А после обеда прилетел голубь. Это тоже не было чем-то особенным — голуби с призывами о помощи прилетали едва ли не каждый день. И Алька давно отчаялась напрашиваться в компанию с теми, кто отбывает на очередной подвиг. Все равно никогда не берут.

Разок зимой было, правда — в ближней деревне в колокол ударили, а богатыри, что на хозяйстве оставались, в тот час на охоте были. Так все и отправились проверить, что за напасть стряслась. Вместе с царевной. Как оказалось, большой беды не случилось — шуликун из проруби выбрался, а дел натворить пока не успел.

Эта нечисть злобствовала только зимой, да и то недолго. Да и нечисти-то той — Михайле едва по колено будет. Правда, с собой мелкий паскудник таскает раскаленную сковородку вдвое больше себя. А выглядит он как уродливый человечек с лысок, какой-то заостренной кверху головой. А еще он, как змей небесный, умеет огнем дышать. Хоть и не с такой, конечно, силой — сколько там огня из того коротышки выйдет! Чаще всего возле своей проруби крутится, пьяного и утопить может. Но как в селе появится — может и ребенку навредить, обжечь, сковородкой пришибить, а то и в воду заманить.