С торцовой стены на нее уставились две лосиных головы с роскошными рогами. В гигантском камине, украшенном дворянским гербом, пылал огонь.

Понтус Клингберг сидел в кресле перед камином, положив ноги на обитый бархатом пуф. Он заметил ее, но не повернулся, продолжал смотреть в огонь.

– Герб рода Билке, – сказал он задумчиво, слегка кивнув в сторону орнамента. – Отец купил усадьбу у одного из этих аристократов… тому очень нужны были деньги. Густав всю свою жизнь придерживался принципа: купить подешевле, выждать, пока у продавца не будет другого выхода, когда он дойдет до черты… он называл это так: я использую мою доминирующую рыночную позицию.

На полу танцевали багровые отблески огня. И она только что заметила – рядом с камином валяются штук десять окровавленных салфеток.

– Кто вы?

– Знакомая Данни Катца.

– А вы знаете, где он?

– Я думаю, вы должны знать это лучше меня.

Она вдруг поняла, что вот-вот начнет заикаться. Давно это было, еще до рождения детей… Может, ей страшно? Наверное, страшно. Не может не быть страшно. Никто, кроме Йормы, не знает, что она здесь. Даниельссон мог бы помочь ей с табельным оружием, да и сама могла взять в сейфе в отделе – код известен. Оружием в отделе экономических преступлений пользовались редко, на ее памяти ни разу. Так что никто бы и не заметил. Но она помчалась сюда сломя голову, не думая и не готовясь.

– Если бы я знал, где он, я бы его задушил. Голыми руками, если понадобится.

Он вдруг начал плакать – странно, тихо, без всхлипываний, не меняя выражения лица. Слезы ручейками стекали по щекам.

– Он убил ее, поганый жид.

Голос тихий, почти шепот.

– Мы иногда встречались здесь, когда Джоель был в отъезде. Рискованно, конечно, но я даже угрызений совести не чувствовал, настолько был влюблен. И потом их брак шел к концу. Она хотела детей… я мог бы ей в этом помочь.

Он покивал, точно хотел придать особый вес собственным словам. Поднял стакан воды с пола, отпил немного и поставил на место.

– Мы собирались все ему рассказать. Даже день наметили. Понимали, конечно, что без осложнений не обойтись. Бедняга Джоель, легко себе представить… Жена тебя покидает и уходит к твоему дяде, в годах к тому же… Но мы не успели. Джоель исчез. Этот жидовский психопат его похитил и, скорее всего, убил. Так же, как убил Ангелу.

Понтус Клингберг говорил сам с собой. Ей даже показалось, что он забыл про ее присутствие, пытался облечь в слова горе, выговориться, справиться с нестерпимой болью.

– Она очень страдала, когда Джоель исчез. Он словно бы вырос в ее глазах, стал ей интересен… она даже не хотела со мной встречаться… приехала в Юрхольмен, только чтобы объявить, что между нами все кончено, нашла этого Катца, который притворился, что хочет ей помочь…

Внезапно из носа у него потекла кровь. Несколько капель упали на грудь сорочки. Он прижал к лицу бумажную салфетку и зажал ноздри.

– Родовое проклятие, – сказал он, остановив кровь. – Проходит так же внезапно, как начинается.

Понтус резко подвинулся в кресле, и она рефлекторно отступила на шаг. Но он и не собирался вставать. Сел поудобнее и уставился на огонь.

– Тысяча девятьсот семидесятый год, – сказала она. – Кристофера похитили с вашим участием?

– Вы с ума сошли?

– Джоель рассказывал, что весь этот день за ними следили. Какой-то пьяный, на самом деле вовсе не пьяный, еще какие-то люди.

– У Джоеля всегда была живая фантазия.

– Густаву посылали какие-то загадочные предметы незадолго до похищения.

– И не только тогда. Все время. Мать Яна наложила на наш род проклятие… И это как бы входит в правила игры… такого рода послания. Чтобы поддерживать страх. Вы никогда не бывали в тех краях, вы даже представить не можете, насколько сильна эта вера. Фуку, вуду… страхи, воображаемые и настоящие, самовнушение…

Из носа опять хлынула кровь. Он тихо выругался и откинул голову, зажав ноздри салфеткой.

– Эти игрушки приходили с почтой… Марасса, Эрзули Фреда и как там их еще… эти вуду-божки… но они никакого отношения к похищению Кристофера не имели. Хотя отец-то был убежден, что имели. Его похитила женщина. Скорее всего, с педофильскими наклонностями, и, скорее всего, импульсивно. Шанс подвернулся. Мы с Яном никогда особенно близки не были, но после похищения все изменилось. Нанимали частных детективов… даже парней из военной разведки, кто хотел подзаработать немного. Полиция зашла в тупик… вернее, папа постарался, чтобы она зашла в тупик. Он панически боялся этих карибских баек. Незадолго до смерти брата мы получили информацию из Голландии – якобы эта женщина сразу продала Кристофера какой-то педофильской лиге. Те попользовались им и вскоре убили. И это доконало брата. Через девять лет они с женой поняли, что никакой надежды нет, – и покончили с жизнью.

Понтус Клингберг замолчал. Сидел, уставясь на огонь, и молчал.

Я ошиблась, подумала Эва. Все мои теории разлетелись в пух и прах. И ведь Сандра Дальстрём тоже не поняла, что случилось.

– И еще один вопрос… одна из дочерних компаний «Клингберг Алюминиум» перевела недавно пятьдесят миллионов крон на счет на Виргинских островах. Можете вы рассказать, что это значит?

Понтус Клингберг поднял глаза и посмотрел на нее внимательно. Взгляд его похолодел.

– Мне кажется, вы забыли представиться. Вы ведь из полиции, не так ли?

Их холла послышался какой-то шум. Она повернулась и увидела там… Данни Катца с пистолетом в руке. Человека, которого она не видела с детства.

А если все не так, как она думала… а если это и правда он, Данни Катц, похитил Джоеля и убил Ангелу?

Она повернулась к Клингбергу. У него опять началось носовое кровотечение, на этот раз сильное.

– Кто вы? – повторил он в нос, не отнимая салфетку от лица. – Я хочу знать, о чем идет речь.

Эва не ответила. Попятилась к выходу. Надо поскорее увезти отсюда Катца, пока он не натворил глупостей, о которых сам будет потом жалеть.

Эва присела на лавочку метрах в пятидесяти от игровой площадки. Арвида увидела сразу, будто у нее был встроен радар. Кепочка «Бликстен Маккуин», купленные Улой дорогие кроссовки. И джинсовая курточка, унаследованная от Лизы. Стоит немного в стороне от остальных, держит фрекен за руку. Маленькая фигурка на ярком солнце кажется очень хрупкой.

Что-то сказал, поднял голову и посмотрел на фрекен. Интересно, как это – стоять и разговаривать с кем-то вдвое выше тебя самого?

Сейчас ощущалось почти нереальным, что когда-то у них была семья, что она любила Улу и не могла даже представить себе жизнь с детьми, но без него…

Покосилась на конверт на коленях. По-военному лаконичное сообщение: он нанял адвоката, специалиста по семейным процессам. Хочет получить безусловное право на воспитание детей.