И трахал я ее тогда у тебя на глазах, угрожая, что тебя порешат… Сказал, чем быстрее кончу, тем скорее мои братки тебя перестанут херачить по морде… Она, кстати, не знала, что это было до боя… Я решил эту подробность упустить…-задумался,– Тогда я, конечно, переборщил… Она покончить с собой хотела после. Напилась таблеток… Еле откачали. Говорю это тебе- и гордость за нее берет. Достойная она, наша Камила. Достойнее нас… Знаешь, мы оба ее не стоим… Просто закон природы- мужик сильнее… Вот и имеет право выбирать подгибать под себя женщину… А будь у них чуть больше свободы, еще вопрос, нужны ли мы бы им были или нет…

Встал, налил себе еще вискаря, аж через край стакана. Снова выбухал залпом, не поморщившись.

– Я все-таки конченый мудак. Не должен был тебе это рассказывать, но слишком уж хотелось немного реализма для твоей сказки… Классно так у тебя все- и бабки при тебе, и известность, и женщина любимая… Легко любить когда все черное и белое. И ненавидеть и презирать тоже легко. Вот только все не черное и не белое. Попробуй теперь разобраться во всем этом говне, в которое судьба нас втянула. Я в нем копошусь уже больше десяти лет. Сил нет, устал… А теперь убивай, Алмаз… Потому что, сука, сдохнуть так сильно хочется, когда думаю о том, что эта женщина способна вот так самозабвенно любить мальчишку, не видящего ничего дальше своего оскорбленного много лет назад эго… Только я вот не уверен, а заслуживаешь ли ты ее любви… Столько лет мечтал залезть ей под юбку, глазами не стесняясь пожирал при законном муже, а в сердце ей и в душу заглянуть не удосужился…

Капиеву удалось. Он победил. И он был прав в каждом слове. Нок-аут. Я подошел к нему и с силой ударил в солнечное сплетение. Что-то у него там хрустнуло. Он откинулся назад, как-то нелепо, несуразно.

–Камила, люблю…– прохрипел и упал тушей на пол…

Сзади послышался визг. Видимо, зашла эта баба Карина. Растерянно заскочил следом заискивающий, купленный с потрохами, как все приставленные к важным шишкам в тюрьме, охранник. Я засунул руку в карман и молча протянул ему целую пачку бабла.

–Сделай вид, что не видел меня. Я ухожу. Сейчас двенадцать дня. В двенадцать ночи вернусь сам. С повинной… Если еще бабки нужны, дам. Скажи, куда завести. Сколько хочешь дам… Мне просто нужны эти двенадцать часов, понимаешь? А потом делайте со мной все, что хотите…

Мне просто нужно было посмотреть им в глаза. Родителям моим. Тем, кого обожествлял. Кого благодарил. Кого считал главными своими благодетелями… Залетел в дом, не стучась, так и оставив распахнутой заведенную машину.

Мать не застал. Дома не было. Отец угрюмо сидел у телевизора. За последние полгода он сильно поправился. Тучность давила на и без того больное сердце. Еще с утра бы зашел и сердце бы сжалось при виде родного человека, который так сдал… А сейчас… Сейчас было так пусто на душе, словно там дырка и ветер гуляет…

–Сынок?-спросил удивленно, немного привстав от неожиданности.

Он заметил мое состояние, мои сбитые окровавленные кулаки, глаза с кровавыми капиллярами ошалевшие…

–Зачем?-только и смог я прохрипеть, падая в дверях на колени… У меня горло сдавило… Дышать не мог… Знаете, иногда такое состояние во сне бывает, когда пытаешься орать во всю глотку, а не выходит… Только хрип и боль через силу…

Он понял. Сразу все понял…

–Она рассказала?-спрашивает глухо.

А я поднимаю на него полный теперь ярости взгляд и кидаюсь, словно собака. На родного отца своего кидаюсь. Вот до чего меня довела моя проклятая жизнь… Дергаю за шкирку его.

–Это все, что тебя интересует сейчас, папа? Она ли сказала? Не Она! Она все эти годы вас, нелюдей, защищала!

–Ты за языком следи, сопляк!-отвечает отец строго, но в его голосе все равно слышится растерянность и паника,– что себе позволяешь?! Все, что бы мы с матерью ни делали, все ради тебя! Ты думаешь, хорошие школы, экипировка, тренировки, поездки на состязания, жизнь в США- это на какие шишы? Я тебе кто, автомат по штамповке денег? Мы смогли из тебя сделать Человека только потому, что вкладывали… Вкладывали то, что дал Капиев…

Я со всей силы ударил по стене от ужаса и беспомощности, уже который раз за день. Все эти годы я тренировался, рос, добивался успеха на деньги, полученные от продажи девственности моей любимой женщины… Если и есть на свете для мужчины большее бесчестие и оскорбление, то оно было именно таким…

Сполз по стене вниз, сижу, схватив голову руками. Я не знаю, как теперь жить с этим… Не знаю… Каждый вздох-боль…

–Что тебя с ней ждало, Алмаз?! Только подумай! Тебе не о женитьбе тогда надо было думать, не о детях и семье, а о карьере… Она утянула бы тебя за собой вниз… Так и остался бы в селе никем… А сейчас вон…

–Да, сейчас я гребанный чемпион на деньги, отданные за ее честь… Господи, скажи мне, что это злая шутка, розыгрыш…-схватил себя за волосы, чтобы хоть немного боль внутри унять…

–Алмаз,– отец попытался подойти и положить руку на мое плечо, но я со всей мочи вывернулся.

–Ненавижу вас. Ненавижу… Лучше бы вы убили меня, выкинули в обрыв…

–Алмаз, успокойся!– кричит отец в отчаянии,– твоя мать не дала бы вам пожениться все равно! Она ненавидела Камилу, как и ее мать. Потому что я всю жизнь любил Людмилу! Готов был ради нее бросить вас, тебя бросить, слышишь?! Эта любовь от сатаны! Разве это нормально?! Разве ребенок такое заслужил, чтобы его на бабу променяли?! И ты сейчас этим же путем идешь! Не о Камиле думай, а о жене своей беременной! Ты понимаешь, что эта проклятая любовь только все разрушает?! Ты понимаешь, что наши предки не зря нам завещали сохранять сердце и разум холодными?!

-Яблочко от яблоньки,– послышался сзади сухой женский голос.

Я поднимаю глаза на мать и впервые в жизни вижу не прекрасное доброе создание с самыми нежными и теплыми руками на свете, я вижу злобную старуху, равнодушную злодейку, которая молча обрекла страдать ни в чем не повинную, ничего не знающую о жестоком мире взрослых девочку… Вижу теперь всю ее злость, бесчестие и жалкость…

–Точно, как свой отец… За юбкой гулящей русской страдаешь, а у самого жена при смерти… Все, Алмаз. Допрыгался в чужих постелях.