> Во время нашей новой тусовки.

> Вообще-то я ничего не планировал…

> Лады, тогда Я поведу ТЕБЯ. Пятница. Парк Долорес. Нелегальный концерт на открытом воздухе. Будь там — или будешь додекаэдром.

> Постой, не понял!

> Ты что, даже икснет не читаешь? Там везде об этом пишут. Слышал когда-нибудь про «Спидхорс»?

Я чуть не поперхнулся. Это же группа Труди Ду, той самой Труди Ду, что заплатила мне и Джолу за обновление индинетовского кода!

> Аа, я слышал про них!

> Они проводят гигантское шоу с участием чуть ли не пятидесяти групп, с которыми уже подписаны контракты, сцена расположится на теннисных кортах, они привезут собственную аппаратуру и будут играть всю ночь.

Я почувствовал себя так, будто в последнее время жил под лежачим камнем. Как я умудрился проморгать такое событие? На улице Валенсии стоит магазинчик анархистской литературы, мимо которого я иногда хожу в школу. У него в витрине висит плакат с портретом старой революционерки Эммы Гольдман и надписью: «Если мне нельзя танцевать, то я не хочу участвовать в вашей революции». Сколько времени и сил ушло у меня на то, чтобы найти способ использовать икснет для объединения людей в их противоборстве с ДНБ, но Труди Ду меня переплюнула. Я и понятия не имел, как организовать большой концерт, и радовался, что кому-то такое масштабное мероприятие оказалось по плечу.

Но если подумать, в этом есть и мой вклад. Я очень гордился тем, что организаторы выбрали икснет для информационной поддержки концерта.

На следующее утро я чувствовал себя, как зомби. Мы с Энджи болтали — скорее, флиртовали — до четырех утра. Хорошо, что день был субботний, и я продолжал валяться в постели, будто в коме, страдая от недосыпа и жуткого похмелья, так что с трудом мог связать вместе две мысли.

К полудню я заставил себя подняться и выползти на свежий воздух. Меня сразу потянуло к моему знакомому турку выпить живительного кофе. В последнее время, если со мной никого не было, я постоянно наведывался к нему в магазин, как в закрытый клуб.

По дороге я увидел множество недавно нарисованных граффити. Мне нравились граффити Мишн-дистрикта, часто представляющие собой огромные, яркие панно или ироничные трафаретные рисунки студентов художественного колледжа. Мне нравилось также, что наши районные тагеры не сложили руки и продолжают делать свое дело под носом у ДНБ. На мой взгляд, это тоже своего рода икснет, канал общения и обмена информацией со своими заморочками, типа где достать краску, как не попасть под камеру наблюдения и прочими. Я обратил внимание, что объективы некоторых камер залиты краской из баллончиков.

А может, этим тоже занимаются икснетовцы?

На стене, огораживающей территорию автомастерской, кто-то вывел десятифутовыми потекшими буквами: НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25.

Я даже остановился. Неужели один участников вчерашней тусовки явился сюда с банкой краски? Многие из них действительно проживали поблизости от этого места.

Выпив кофе, я немного побродил по городу. Меня так и подмывало позвонить кому-нибудь. Раньше я всегда названивал друзьям от субботнего безделья, спрашивал, не нужен ли какой фильмец или еще чего. Но чей номер мне набрать сегодня? Ван со мной не разговаривает, с Джолу я сам, пожалуй, пока не готов общаться, а Даррел…

Позвонить Даррелу у меня нет возможности.

Приняв еще одну дозу турецкого кофе, я вернулся домой и порыскал немного по икснетовским блогам. Их было множество и почти все анонимные. Выйти через них на автора можно разве что, если он сам — нарочно или по глупости — укажет свое имя и адрес. Большинство блогов вообще не касались политики, однако на многих авторы говорили о своих школах, о творящихся в них несправедливостях, о действиях полиции, о граффити.

Оказалось, что информация о предстоящем концерте в парке Долорес уже с месяц кочует с блога на блог, но я каким-то чудом ухитрился ее не заметить. Фактически в икснете уже сформировалось целое движение под лозунгом «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25».

Теперь понятно, откуда подцепила его Энджи. Хороший лозунг.

Утро понедельника. Мне захотелось опять пройти мимо того магазинчика анархистской литературы и, может быть, купить плакат Эммы Гольдман. На память.

По дороге в школу я свернул на Шестнадцатую и Мишн, дошагал до Валенсии и перешел на другую сторону улицы. Магазин еще не открылся, но я хотя бы запомнил часы работы и убедился, что плакат на месте.

Продолжив свой путь по улице Валенсии, я только диву давался, как часто попадается на глаза «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25». Процентов пятьдесят магазинов выставили на витринах товары с начертанным на них «НЕ ВЕРЬ…» — баульчики для школьных завтраков, пупсовые распашонки, пеналы для карандашей, бейсболки. Еще бы, торговцы чутко реагируют на спрос, становятся все оборотистей, приноравливаются к тому, что каждые день-два в Интернете появляются все новые фишки, и выбрасывают на прилавки подогнанные под них шмотки и прочее барахло. Предположим, в понедельник вы находите в своем почтовом ящике ссылку на видеоролик, в котором потешный человечек взлетает с помощью заплечного реактивного двигателя на газированной воде, а во вторник уже можете приобрести футболки с напечатанными на них кадрами из этого клипа.

Но увидеть в магазинах икснетовскую информацию было просто удивительно. Теперь даже на фирменных, искусственно заношенных джинсах с заплатами красовался вышитый лозунг «НЕ ВЕРЬ НИКОМУ СТАРШЕ 25», стилизованный под надпись шариковой ручкой.

Добрые вести не лежат на месте.

Войдя в класс, где мисс Галвез предстояло провести с нами урок обществоведения, я сразу увидел на доске все тот же лозунг. Мы сидели за партами, с улыбками поглядывая на доску. Нас всех ободряло и воодушевляло чувство, что мы можем доверять друг другу и понимаем, кто наш общий враг. Наверное, это чувство не вполне отражало действительность, но и полной выдумкой не было тоже.

Пришла мисс Галвез, поправила одной рукой волосы, положила на стол и включила свой скулбук. Потом взяла кусочек мела и повернулась к доске. Все засмеялись. Без подначки, по-доброму, но засмеялись.

Мисс Галвез обернулась. Она тоже смеялась.

— Похоже, у нас в городе эпидемия лозунгов. А кто из вас знает, откуда взялась эта фраза?

Мы переглянулись.

— От хиппи? — предположил кто-то, и все опять засмеялись. В любой части Сан-Франциско можно встретить хиппи — от шмалящих марихуановые косячки старомодных, с огромными, стремными бородами и в радужно расцвеченных прикидах, до нового типа, попрезентабельнее и, наверное, больше склонных поиграть в футбэг, чем протестовать.

— Верно, от хиппи. Но в наши дни, когда заходит речь о хиппи, чаще говорят об их одежде и музыке, хотя это лишь второстепенные черты эпохи шестидесятых годов с ее важными общественными процессами. Вы, конечно, слышали о движении за равные гражданские права и отмену расовой сегрегации. Белые и чернокожие подростки, ваши ровесники, ехали автобусами в южные штаты, где черные составляют большинство избирателей, и участвовали в организации акций протеста против официальной политики государственного расизма. Многие известные борцы за гражданские права родились и выросли в Калифорнии. Мы всегда выделялись повышенной политической активностью по сравнению с остальным населением США, и в нашем штате чернокожие рабочие первыми смогли вступить в профсоюзы вместе с белыми и получили равные с ними права на рынке труда. Так что черным у нас жилось получше, чем их братьям на юге.