Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почем вот этот, с жирком? — весело осведомился «полковник».
— Вам на шашлычок или так, пожарить? — в тон ему пропела блондинка, увенчанная чем-то кружевным и кокетливым, вроде небольшого кокошника.
— Жене, красавица! На поджарку.
Продавщица аж зашаталась от «красавицы» и торопливо предложила:
— За сто пятьдесят этот кусочек уступлю…
Несмотря на то, что даже при самом разнузданном мотовстве «этот кусочек» не стоило брать и за сто тридцать, «полковник» с веселым удовольствием оглядел ее фигуру, и добродушно заметил:
— Сама-то балуешься свининкой, любишь поесть…
Блондинка не обиделась:
— Да не ем я ее! Замучалась с диетами этими, а все как бочка! — она засмеялась и покраснела.
— Ну? — удивился «полковник». — А моя за месяц двадцать кило сбросила — я сам не верил. А ведь была — ну чуть тебя пошире, ей-богу! А сейчас — вон свининку лопает и хоть бы хны, уже с год…
Я просто физически почувствовал, как рыбка заглатывает наживку и мысленно поаплодировал «полковнику». Продавщица неслась к кидку, как пиранья на кусок свиного окорока.
— Двадцать килограммов?! Да это как же?
— Да насмотрелась рекламы по телевизору — то пояс ей купи, то таблетки…
А то еще на эту, как ее… липосракцию, что ли…
— Липосакцию! — поправила его блондинка.
— Во-во! На «сракцию» эту записаться решила! Я говорю, вообще мозгами двинулась! — «Полковник» доверительно придвинулся к ней и что-то добавил. Блондинка зашлась от хохота. «Полковник» снова заговорил громко, и я понял почему — соседки по прилавку (тоже, кстати, отнюдь не в весе пера) клонились в его сторону, как березки на ветру.
— И тут звонит мне старинный приятель, — продолжал «полковник». — С Тибета вернулся, геолог. Так мол и так, твоя на похудании не чокнулась? Еще как, говорю, — совсем рехнулась! Моя, говорит, тоже! Но я, говорит, проблему решил.
Привез ей с Тибета окаменевший помет птицы Хубу. Япошки, говорит, за миллионы
покупают! Хочешь, мол, горсть по дешевке?
Прилавок задрожал от нетерпения. Наступал момент истины.
— Ну я и взял от безысходности, — счастливо, как человек, выигравший в лотерею, продолжал «полковник». — Как в сказке, кто скажи — ни в жисть не поверил бы!…
Прилавок затих, как зачарованный.
И «полковник» умело сменил тему:
— А за сто тридцать не уступишь, красавица?
Рыбка висела на крючке, как вкопанная, — подсекать не надо. Я был в полном восторге.
— Помет? — недоверчиво спросила продавщица, пропустив последний вопрос.
— Ну а мумие что — не помет? — парировал «полковник». — Еще и хуже! А с этой птичкиной неожиданности настой как вода получается — никаких проблем!
Он похлопал по сумке и довольно ухмыльнулся.
— Вот еще привез пару кило, теща пристала — «тоже хочу». Ну если и она похудеет, начну этой штукой торговать, раз все так с ума посходили… Так как насчет скидочки?
Зачарованная толстушка часто заморгала.
— Не покажете?… Как хоть выглядит?
— Не вопрос, — великодушно согласился «полковник» и открыл сумку. — Показать — покажу, только продать не проси — теща убьет!
Дальше было почти не интересно.
Я выбрался из мешков и, отряхнувшись, пошел покупать малосольные огурчики.
А перед выходом прошелся мимо мясного ряда. «Полковника», понятное дело, уже и след простыл.
Пышная продавщица уже собрала вокруг себя товарок и гордо демонстрировала им полиэтиленовый пакетик, доверху набитый обыкновенным керамзитом. Продавщицы аккуратно нюхали камешки, вертели их в руках и охали. Одна из соседок по ряду даже попробовала продукт жизнедеятельности «птицы Хубу» на зуб.
— А не дорого, Люсь? Все-таки сто долларов!
— Где дорого? — кипятилась Люся. — Это ж птица Хубу — понимать же надо!? С Тибета!
Продавщицы одобрительно цокали языками. И я поехал в Агентство…"
* * *
Кононов показал мне продукт своего труда перед самым моим уходом.
— Ну как? — волнуясь спросил он, пока я придирчиво вглядывался в газетные страницы.
— Охренительно, — честно сказал я. — Сколько сделал?
— Двадцать штук, как просил. — Он нетерпеливо щелкнул по шее. — Гони гонорар.
Я вытащил из сейфа двухлитровый штоф с самогоном. Глаза его увлажнились, и, видимо, горло перехватило от избытка чувств, поскольку он ушел, не попрощавшись. Я подумал, что это, должно быть, грех — сталкивать человека с верного пути, но уж больно твердо Безумный Макс ступал по неверному… Так я и успокоил свою совесть.
* * *
Вечером Горностаева повела меня в театр. В самый что ни на есть Государственный академический большой драматический театр, но, слава Богу, не на спектакль, а за кулисы. Нам пришлось преодолеть немало кордонов из самых настоящих милиционеров, прежде чем дойти до гримерного цеха. Я шел и думал, зачем понадобилось менять милых старушек, вечно дремавших на вахте? Может быть, потому что в наше время вместо гениальных режиссеров здесь чаще ходят спонсоры?
У двери с табличкой «Гримерный цех»
Горностаева притормозила и перевела дыхание. Мне она показалась взволнованной, и я поинтересовался:
— Что это с тобой?
— Волнуюсь, — сказала она, покраснев. — Вдруг тут кто-то из великих?
Я посмотрел на нее с жалостью, толкнул дверь и отпрянул. Навстречу мне выскочил какой-то страшный старик с всклокоченными волосами и жутким оскалом. Я пятился назад, пока не уперся в дрожащую Горностаеву. Старик подошел поближе и заявил жутким шепотом:
— Ходют тут всякие!!! — мороз пробирал по коже от этого голоска, правда, тут же дед заговорил молодым чистым баритоном. — Девушка, сигареткой не угостите?
Я обернулся и понял, что Горностаева дрожит от смеха. Прямо сотрясается и протягивает этому чудовищу пачку «LM».
«Старик» взял сигарету и с церемонным поклоном спросил:
— Чем обязан, молодые люди?
Горностаева затараторила:
— Вы Ян Шапник? Здравствуйте. Нас Володя Соболин знакомил, если помните, на премьере «Антигоны». Меня зовут Валя. А это — Алексей.
— Здравствуйте, Валя. Здравствуйте, Алексей. Что же Соболин не заходит?
Я хотел было сказать, что Соболин слишком многим задолжал в этом театре, чтобы так вот по-простому «заходить», но Горностаева, которой все это было известно не хуже, меня опередила.
— Не знаю… — невинно сказала она. — Мы к вам по делу. Я вам звонила.
Шапник улыбнулся и показал ей на дверь в гримерку.