Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, – заявил Бертрам. – Я знаю их достаточно давно, чтобы с уверенностью сказать: если их обоих загнать в угол, они объединятся и будут защищать друг друга, но во всем остальном их планы не совпадают.
– Так может, они сейчас как раз в такой ситуации – загнаны в угол? – предположил Рори.
– Риченда страстно желает выйти за Типтона, – напомнила я. – Мы с тобой видели, как он признавался ей в любви.
Рори криво усмехнулся:
– Я бы сказал, признание было вырвано силой. Выходит, мы вернулись к тому, с чего начали: нужно найти истинные причины двух бурных ссор.
– Тогда немедленно этим и займемся, – решила я. – Но всем нужно быть очень осторожными.
Трое участников военного совета торжественно кивнули мне в знак согласия.
Бертрам откинулся на подушки, а мы дружно собрались покинуть его спальню.
– Больше нам обсудить пока что нечего, но если мы что-нибудь разведаем, сразу вернемся и расскажем вам, – пообещал Рори, выходя в коридор.
Мэри сделала книксен и направилась к двери.
Бертрам поймал меня за руку:
– Останься ненадолго, Эфимия.
Мэри в нерешительности замерла у выхода.
– Я задержу ее всего на минутку, – пообещал Бертрам. Когда за моей подругой закрылась дверь, он осторожно потянул меня к себе, заставив сесть на краешек кровати. – Я всегда знал, что ты особенная, но за последние несколько дней окончательно убедился, что, невзирая на происхождение твоих родителей, ты истинная леди, и относиться к тебе надобно соответствующим образом. Теперь о том, чтобы ты вернулась в мое поместье или в Стэплфорд-Холл в качестве экономки и речи быть не может.
Я осторожно высвободила руку из его пальцев и твердо, но без злости произнесла:
– Мне нужно зарабатывать на жизнь – для себя, для матушки и для моего младшего брата.
– Необходимо все изменить, – покачал головой Бертрам. – Ты принадлежишь к высшей знати. Ты принадлежишь… мне. – Последние слова он произнес едва слышно, на выдохе – эта маленькая речь лишила его последних сил.
– Вам надо отдохнуть, – тихо сказала я. – Обсудим это, когда вы будете чувствовать себя лучше.
– Черт, – пробормотал Бертрам. – Ненавижу болеть. Не хочу, чтобы ты видела меня таким жалким.
– Я никогда не считала вас жалким и никогда не допущу такой мысли, – честно сказала я. – А теперь засыпайте-ка поскорее, пока мы окончательно не испортили мою репутацию.
Бертрам вяло качнул рукой в сторону выхода – мол, иди, я не стану тебя задерживать.
– Этот разговор еще не окончен, – проговорил он мне в спину, а когда я закрывала за собой дверь, уже провалился в сон.
В коридоре меня поджидал Рори.
– Идем, – резко сказал он и почти втолкнул меня в пустую комнату, находившуюся чуть дальше по коридору. Это оказался гостевой будуар, но, судя по пыльным чехлам на предметах мебели, он в данное время пустовал.
– Я пообщался с Фицроем, – сообщил Рори.
– О боже. Ты убедил его нам помочь? Меня он и слушать не стал.
– От меня ему нужна была только подпись на секретном документе. Он сказал, что бытовые убийства его не интересуют. – Рори саркастически хмыкнул.
Я опустилась в зачехленное кресло, подняв облачко пыли:
– Господи, а я так надеялась, что он к тебе прислушается…
– Его никогда не занимало мое мнение, – жестко произнес Рори. – Но он пока не знает, что на тебя ночью напали.
– Думаю, он скажет, что я сама виновата – опять сунула нос не в свое дело. – Я вздохнула. – Совершенно невыносимый человек. Если бы он не был таким опасным, я бы высказала ему все, что о нем думаю.
Рори вдруг опустился передо мной на колени и взял за руки:
– Эфимия, мне тяжело это говорить, но я думаю, что, если ты пойдешь к Фицрою и расскажешь ему о нападении, он согласится помочь. Обязательно согласится, я уверен. Мне трудно это признать, но он нам нужен. Ты в большой опасности.
– И почему же именно сейчас он согласится помочь? – в замешательстве спросила я.
– Ты смотрела на себя в зеркало? Я всегда считал тебя красавицей, и не только я. Ты прекрасная женщина, Эфимия, и к тому же истинная леди – это бесспорно. Любой мужчина в этом Замке почтет за честь помочь тебе и защитить.
– Кроме того, кто на меня напал, конечно, – язвительно фыркнула я. – Встань, Рори, ты выглядишь глупо.
Рори отпустил мои руки и поднялся. Вид у него был упрямый.
– Если ты не пойдешь к Фицрою просить о защите, тогда это сделаю я, потому что готов пожертвовать своей гордостью ради твоей безопасности, – заявил он и устремился прочь из будуара, а я стояла и смотрела ему вслед, потеряв дар речи.
Очнувшись, я кое-как стряхнула с себя пыль, а ее накопилось в комнате немало, и, казалось, она вся сосредоточилась в кресле, на котором я сидела. После этого, решив, что мне необходим глоток свежего воздуха, а попросту говоря – надо проветрить мозги, я направилась в сад. Прогулка под окнами Замка, у всех на виду, но в полном одиночестве, представлялась мне вполне безопасной. Я пыталась сосредоточиться на расследовании, но в голове теснились картинки воспоминаний о том, что делали и говорили Бертрам и Рори. Оба в последнее время вели себя совсем нетипично. Выходя из будуара, я бросила взгляд в зеркало. На меня оттуда смотрела незнакомка – изысканно одетая молодая женщина с отстраненным и немного встревоженным лицом. Я выглядела совсем иначе, у меня была новая прическа, новая одежда, но глаза, окна моей души, остались прежними и свидетельствовали о том, что в душе я не изменилась.
Я задумалась, а знают ли Рори с Бертрамом меня на самом деле, и глаза вдруг защипало от слез. Как они могли поверить, что ворох дорогих тряпок сделает меня другой?
Быстро и целеустремленно спустившись в холл, я вышла из Замка и зашагала дальше, в сад. Общения с другими гостями я старательно избегала, поскольку понимала: чем больше буду разговаривать с незнакомцами, тем больше шансов у этих людей выяснить, что я не та, за кого себя выдаю.
И все это время меня преследовало ощущение, что я упустила нечто важное. Нечто такое, что я не слышала, а видела. Я почему-то была уверена, что, если это вспомню, буду на десяток шагов ближе к пониманию всего происходящего в Замке. Нужно было уединиться и хорошенько сосредоточиться.
День стоял чудесный. Садовник славно потрудился, и я с наслаждением вдыхала сладостный запах только что подстриженной травы. Пели птицы, легкий ветерок носился между деревьями в парке. Впереди я заметила маленький деревянный домик – беседку для игр, наверное, когда-то построенную для детей, которые давно уже выросли. Зеленая краска на ее стенах облупилась, окна затянулись паутиной, но все равно она хранила чью-то память о счастливой поре. Звуки и ароматы вокруг были такими знакомыми, что я закрыла глаза и представила себя в саду у дома сельского священника, в те времена, когда ничего страшного еще не случилось. Перед моим мысленным взором возникла фигура отца в старой соломенной шляпе, которую так ненавидела матушка. Отец полол грядки, извиняясь перед каждым сорняком за то, что лишает его облюбованного местечка рядом с садовыми цветами…