— Ее личная прислуга, — подтвердила администратор базы Селар, — прямо сейчас пытается смыть с них краску.

— Итак, — сказала я. Это еще более щекотливая тема, чем проблема с базой. — Гражданин Фосиф известна и богата. Вы обладаете здесь властью, но добиться выполнения задуманного проще, когда у вас есть поддержка таких людей, как Фосиф. И несомненно, она делает вам подарки. Ценные. Роман между вашей дочерью и ее — это удобно. Когда вы посылали гражданина Пайэт вниз, составить компанию Раугхд, вы уже думали об этом. И может быть, вы сейчас задумываетесь, не приходилось ли замечать, что ваша дочь несчастна. Или как давно вы впервые заметили признаки и, возможно, сказали себе, что это на самом деле пустяки, что каждому приходится вынести небольшой стресс ради семейных связей, семейной выгоды. Что, если бы на самом деле было плохо, наверняка база что-нибудь сообщила бы. Именно вам. И это так легко — просто продолжать. Так легко не замечать того, что происходит. И чем дольше вы этого не видите, тем труднее становится увидеть, потому что тогда вам придется признать, что вы не обращали на это внимания все предшествовавшее время. Но сейчас настала минута, когда это представлено вам ясно и недвусмысленно. Такова Раугхд Денчи. Вот что она делает с вашей дочерью. Стоят ли подарки ее матери благополучия вашей дочери? Стоят ли этого политические преимущества? Перевешивают ли это большие выгоды для вашего клана? Вы не можете дольше откладывать этот выбор. Не можете притворяться, что перед вами нет необходимости выбора.

— С вами весьма не комфортно, капитан флота, — заметила администратор базы Селар, в ее резких словах слышалась горечь. — Вы поступаете так везде?

— В последнее время, кажется, да, — признала я.

Когда я говорила это, в комнату молча вошла Калр Пять и застыла на месте, подобно вспомогательному компоненту. Она явно хотела привлечь мое внимание.

— Да, Пять? — Она не вмешалась бы без очень серьезного повода.

— Прошу снисхождения капитана флота, сэр. Личный помощник гражданина Фосиф спрашивает, может ли гражданин пригласить вас и капитана Хетнис провести две недели после похорон переводчика Длайкви в ее поместье внизу. — Такое приглашение следовало делать лично — этот предварительный запрос, через слуг, предупреждал возникновение неудобства или неловкости. — У нее там несколько домов, так что вы сможете провести период траура должным образом и очень удобно, как она говорит.

Я посмотрела на администратора базы Селар, она хихикнула.

— Да, я тоже думала, что это странно, когда появилась здесь впервые. Но здесь, на Атхоеке, если вы можете себе это позволить, то не проводите две недели в своей квартире. — После первых дней поста, после похорон обитатели семейства, находящегося в трауре, не выполняют никакой работы, но остаются главным образом дома, принимая утешительные визиты клиентов и друзей. Я предполагала, что капитан Хетнис и я останемся на это время здесь, в Подсадье. — Если вы привыкли, что за вас все делают, — продолжала администратор базы Селар, — особенно если вы не берете еду в общих столовых, предпочитаете, чтобы ее готовили у вас дома, то это будут очень долгие две недели. Поэтому вы поселяетесь где-нибудь, формально — в некий собственный дом, но слуги по соседству могут готовить и убирать для вас. Рядом с главной площадью есть место, специализирующееся на этом, но сейчас там все переполнено людьми, которым просто больше некуда деться.

— И это считается совершенно правильным? — спросила я с сомнением.

— То, что я оказалась незнакома с этой практикой, когда приехала сюда, — ответила с кривой усмешкой Селар, — вызвало подозрение, что мое воспитание было не таким, каким ему следовало быть. То, что вы с этим незнакомы, вызовет шок, от которого они могут никогда не оправиться.

Мне не нужно было удивляться. Я знала офицеров почти из всех провинций, знала, что особенности похоронных ритуалов (наряду с другими вещами) могут отличаться в разных местах. То, что считалось обязательным, было иногда доступно в действительности только гражданам, обладающим достаточными ресурсами, хотя это редко признавалось. И также я знала, что о мелких деталях часто не упоминают, исходя из того, что, разумеется, все радчааи делают это одинаково и нет необходимости обсуждать это. Но я привыкла к разным довольно мелким деталям: сорт фимиама, который считается подобающим, молитвы, добавляемые в ежедневные ритуалы или удаляемые оттуда, странные ограничения в пище.

Я посмотрела на Пять. Она стояла внешне бесстрастная, но желала, чтобы я что-то увидела, испытывая нетерпение оттого, что я еще этого не сделала. Ее сообщение, с ее точки зрения, было весьма многозначительным.

— Принято ли платить за такие услуги? — спросила я администратора базы Селар.

— Часто, — согласилась она, по-прежнему криво улыбаясь. — Хотя, я уверена, Фосиф просто великодушна.

И своекорыстна. Меня вовсе не удивило бы, если Фосиф уже осознала так или иначе, какую роль сыграла ее дочь в происшествии, которое привело к смерти переводчика Длайкви. Возможно, она надеялась, что принять меня во время периода траура будет если не взяткой, то по крайней мере жестом раскаяния за то, что сотворила ее дочь. Но это могло также оказаться полезным.

— Раугхд могла бы, разумеется, отправиться вниз вместе с нами, — заметила я. — И остаться там после этого. На неопределенное время.

— Я об этом позабочусь, — произнесла администратор базы Селар с едва заметной горькой усмешкой, которая, будь я Раугхд Денчи, заставила бы меня вздрогнуть.

Небо Атхоека было безоблачно-лазурным, с яркими проблесками то тут, то там — видимыми проявлениями сетки, управляющей погодой. Несколько часов мы летели над водой, серо-голубой и плоской, но сейчас перед нами выросли горы, коричнево-зеленые внизу, черно-серые, испещренные полосками снега на вершинах.

— Еще час или около того, капитан флота, граждане, — сообщил пилот.

У основания грузоподъемника нас ожидали два флаера. Некоторое маневрирование со стороны Калр Пять на пути к флаерам привело к тому, что Фосиф и Раугхд оказались в другом аппарате, вместе с капитаном Хетнис и вспомогательным компонентом «Меча Атагариса», сопровождавшим ее. И капитан Хетнис, и я в полном трауре: волосы, которые мы обрили, едва начали расти, никакой косметики — лишь широкая белая полоса по диагонали, пересекающая лицо. После того как завершится период полного траура, к простому золотому брелку лейтенанта Оун на моей куртке присоединится памятный брелок переводчика Длайкви: двухсантиметровый опал в серебряной оправе с крупной, четкой гравировкой: Переводчик Длайкви Зейат Пресгер. Нам были известны только эти имена.

В кресле рядом со мной сидела Сирикс Одела, хранившая молчание во время всего путешествия, — впечатляющие два дня без единого слова помимо абсолютно необходимых.

Просьба сопровождать меня означала, что Подсадье останется недоукомплектованным, и гипотетически она могла отказаться. Но на самом деле у нее практически не было выбора. Я догадывалась, что злость, которую она испытывает, не позволяет ей говорить, не нарушая условия перевоспитания, что если она попытается это сделать, то ей станет ужасно не по себе, поэтому я не настаивала, даже когда пошел второй день поездки.