Мир решительно отказывался принимать короля лаццарони всерьез. Когда встала угроза австрийского вмешательства, повстанцы разбежались, и 3 марта 1823 г. императорская армия вступила в Неаполь. Фердинанд, как обычно, не торопился в свою столицу. 15 марта его встретили с большой радостью. Конечно, ему было неприятно видеть, что власть в стране прибрали к рукам австрийцы, и они «проникли повсюду, вмешиваются во все подряд, но он не отказался посетить по приглашению Меттерниха конгресс в Вероне, потом в Венеции. Там он побывал в церкви капуцинов на могиле Марии Каролины. Через девять месяцев он вернулся в Неаполь. Он сохранил превосходное здоровье, его страсть к охоте нисколько не утихла. Но вскоре после очередной вылазки Фердинанд слег в постель с простудой. Он тихо умер в ночь с 3 на 4 января 1825 г. Причиной стал апоплексический удар, как и у той, что была ему женой. Фердинанду было 75 лет, он на одиннадцать лет пережил свою королеву, с которой провел бурные полвека.

«Единственным мужчиной, рядом с королем, оказалась его жена».

Мирабо

«Я убеждена, что лучший способ возненавидеть все, что здесь есть — это делать вид, что все хорошо; это покажет, что ничего не может случиться».

Мария Антуанетта

«У вас перед Революцией были политические связи с королем Богемии и Венгрии, и эти связи противоречили интересам Франции, которая так щедро одаривала вас… Именно вы научили Людовика Капетинга этому искусству глубокой скрытности, при помощи каковой он давно обманывал добрый французский народ… Именно из-за ваших советов и вашей назойливости захотел он бежать из Франции и оказался во главе негодяев, вздумавших извести нашу родину».

Такими словами 12 октября 1793 г. примерно в 6 часов вечера гражданин Эрман, глава революционного трибунала и правая рука Робеспьера, обратился к Марии Антуанетте, которую теперь называли Капетингской вдовой. Она прекрасно понимала, что «тайный допрос» устроили лишь затем, чтобы предъявить ей обвинение. На встрече, предварявшей официальное судебное заседание, которое было запланировано на послезавтра, присутствовали глава трибунала, публичный обвинитель Фукье-Тенвиль и секретарь. Марии Антуанетте было страшно уже сейчас. Эрман не занимался расследованием. Он добивался признания и подбирал такие пункты обвинения, которые позволили бы осудить стоящую перед следователями королеву. Мария Антуанетта все отрицала: «Мне запретили вести какую-либо личную переписку с заграницей, и я никогда не вмешивалась во внутренние дела».

Никогда, продолжала королева, не имела она тайных агентов для переписки с родственниками и не передавала деньги своему брату-императору. Она, пребывая в Тюильри, не готовила заговор против Революции и не подстрекала мужа бежать из страны.

14 числа утром поседевшая и изнуренная королева предстала перед официальными судьями в большом приемном зале Дворца. Ее опять объявили в сговоре с врагом, а также в том, что она расточила «совершенно отвратительным способом денежные средства Франции, заставляла народ лить пот ради своих удовольствий и интриг». Она всем напоминала «Мессалину, Брунгильду, Фредегонду и Медичи [sic]».

Мария Антуанетта ответила достойно: «Я просто была женой Людовика XVI, и от меня требовалось только подчиняться его воле». Прокурор Фукье-Тинвиль заключил, что Антуанетта была «заклятым врагом французского народа», а потом Эрман охарактеризовал ее «соучастницей или даже подстрекательницей большей части преступлений, в которых сочти виновным последнего тирана Франции».

16 октября Марию Антуанетту казнили на гильотине. Значительная часть обвинений, выдвинутых этими судьями, повторяли содержание памфлетов, песенок и пошлых пасквилей, которыми сопровождалось все правление королевы. Ходили истории о преступных влюбленностях Марии Антуанетты и ставилась под сомнение законорожденность ее детей. Ее называли нимфоманкой и лесбиянкой. «У королевы, — писала мадам Кампан, — всегда были какие-то противники». По ее мнению журналист Эбер, чтобы оправдать заключение королевы в Тампль, пытался выставить ее чудовищем, совратившим дофина.

«Если я не отвечаю [на оскорбление], — заметила с негодованием Мария Антуанетта, — то лишь потому, что сама природа отказывается отвечать на подобные гнусные обвинения в адрес матери. Я призываю всех, кто может, явиться сюда».

Главными пунктами обвинения были следующие два: расточение королевской казны, которое стало причиной финансового кризиса в государстве и снискало Марии Антуанетте прозвище мадам Дефицит; и политические интриги, которыми занималась она, иностранная принцесса, урожденная Габсбург-Лотарингская, поскольку, несмотря на то, что была королевой Франции, любила родину куда больше. Она была австрийкой, которая поначалу преданно служила венской дипломатии, а потом звала правителей вражеских государств совершить вторжение во Францию, чтобы уничтожить Революцию и восстановить абсолютную монархию.

Кроме того, Мария Антуанетта чересчур вмешивалась в политику, опустошала государственные сундуки и тратила их содержимое на легкомысленные прихоти, ставила и убирала министров, пеклась исключительно об интересах своей семьи. Говорили, что она злоупотребляла влиянием и вечно помыкала королем. Ведь сказала же Людовику XVI, когда он еще пользовался народной любовью, одна простая женщина через два дня после взятия Бастилии: «Скажите вашей королеве, чтобы она больше не встревала в управление нами».

Нельзя писать историю, ссылаясь на памфлеты. Из всех королев Франции Марию Антуанетту, пожалуй, не любили больше всех. На нее лились потоки совершенно беспочвенной клеветы. «Что же я им сделала?», — простодушно спрашивала она, когда приезжала в столицу, а парижане оказывали ей ледяной прием. Стараниями тех, кто ругал королеву за легкомыслие и неумеренный вкус к развлечениям, и тех, кто считал ее Макиавелли в придворных одеяниях, мы мало что знаем о ней настоящей. Безвольная и расточительная королева? Заложница собственного окружения, искушавшего ее властью? Она умело вертела собственным мужем, которого принято считать нерешительным?

12 октября на обвинения Эрмана по поводу политических связей с братом-императором Францем II королева отвечала, что до Революции никогда не вмешивалась в политику, а после ей запретили вести какую-либо переписку с приемником австрийского правителя Леопольдом II. Она отрицала, что вдохновляла контрреволюцию.

Мария Антуанетта солгала по всем пунктам обвинения. Да, процесс был организован кое-как, доказательств не хватало, вердикт вынесли авансом, а сами по себе обвинения были весьма безосновательными.

Чтобы ни утверждали враги Марии Антуанетты — называвшие ее «Австрийской эрцтигрицей» и «пиявкой, присосавшейся к французам» — и защитники обвиняемой, историк должен постараться быть объективным[135].