– Есть. Астахов в течение пяти дней учился. Его отправляли на семинар по современным системам безопасности в Рязань. Я уточнял через ГУВД. Семинар и вправду состоялся, регистрация участников проводилась, места в гостинице бронировались, свидетельства получили все, отметки ежедневные.

– Чертовщина какая-то, – сказал Гуров. – Опять столько совпадений, и снова ошибка. Мистика какая-то. А как у него с алиби в ночь убийства Голодца?

– Еще лучше. Они ездили в баню и на шашлыки к шефу за город. Участников этого мальчишника было шестеро. Все с трех дня и до восьми утра с мероприятия никуда не отлучались. Так что надо вычеркивать Астахова из списка подозреваемых или полагать, что он нанял какого-то умелого человека с определенными навыками.

– Я с ним встречусь сам. Прощупаю, посмотрю. Нужен откровенный разговор.

Гуров позвонил Астахову на работу, представился и попросил встречи для разговора. Он сослался на необходимость кое-каких уточнений по делу гибели его сводного брата – Вадима Россихина.

Астахов согласился без раздумья и видимых колебаний:

– Если надо, то приезжайте. Могу и я к вам зайти.

Гуров решил, что на своей территории Астахов может расслабиться и хоть на секунду потерять контроль. Если, конечно, есть из-за чего. Допустим, он что-то скрывает, играет какую-то роль. Пока что все говорило за то, что Михаил Астахов просто живет своей собственной жизнью, что он спокойный человек, даже с намеком на угрюмость. Никак не более того.

– Вы позволите? – Гуров открыл дверь и шагнул в тесное помещение, куда его от проходной проводила женщина в униформе местной охраны.

Комната была не самая большая, где-то пятнадцать квадратных метров. Но стол и кресло ее хозяина терялись из-за обилия шкафов, сейфов, стопок каких-то серых и цветных бланков, лежавших прямо на стульях, на подоконнике единственного окна и просто на полу.

Широкоплечий статный мужчина средних лет – точнее сказать о его возрасте сразу было сложно – оторвался от бумаг и решительно поднялся. Были в его движениях и готовность, и дисциплинированность, хотя особой, чисто военной выправки Гуров не заметил. Просто хорошая осанка и посадка головы уверенного в себе человека.

Аккуратная короткая стрижка, обыкновенное овальное лицо. Глаза не выражали ничего, кроме спокойного внимания. Даже вежливой улыбки не было, хотя она вроде бы и являлась обязательной. Все-таки к нему приехал полковник полиции из министерства. Многие начинают выражать эмоции по поводу того, что вот его скромную персону посетила такая личность, и тому подобное.

– Полковник Гуров, Лев Иванович.

– Астахов. – Мужчина спокойно потянулся и пожал руку Гурова твердо, но не сильно. – Михаил Николаевич. Прошу вас вот сюда. Извините, кабинет у меня рабочий и визитеров со стороны я обычно не принимаю. У меня бывают только свои. Так что обстановка здесь вполне рабочая. – Он не оправдывался, просто обстоятельно и спокойно объяснял, почему его кабинет так заставлен.

Гуров бросил взгляд на шкафы и сейфы. Да, тут даже они еще с советских времен. Вон видна печать, кажется, ФСБ. Архивы первого отдела не вывезены, а опечатаны и оставлены на хранение здесь. Бывает. У управлений ФСБ помещения тоже не резиновые. Плюс свои архивы службы безопасности и охраны.

Директора завода понять можно. Если все это вытащить в отдельное помещение и освободить кабинет начальника охраны, то здесь будет просторно. А вот комнату, которую можно было бы сдать в аренду, придется занять под архив. Прямая потеря денег. Тем более что в такой ситуации могут оказаться с пяток, а то и больше служб завода.

Гуров специально не спешил пройти на предложенное ему место напротив стола Астахова. Он успел осмотреться в помещении, которое могло многое подсказать о натуре своего хозяина, неплохо пригляделся и к самому Астахову. Что-то в этом человеке показалось Гурову неуловимо знакомым. Где-то он с этим человеком встречался мельком, уже видел его. Или это был кто-то другой, просто очень похожий? Нет, вряд ли.

– О чем вы хотели поговорить, товарищ полковник? – с едва заметной долей грусти в голосе спросил Астахов.

– Давайте для простоты обращаться друг к другу по имени и отчеству. «Лев Иванович» будет вполне достаточно. Я ведь не допрашивать вас пришел, а поговорить. Я просто хочу понять, разобраться. Не скрою, что пока мы с трудом понимаем, кому и зачем пришло в голову убивать вашего брата.

Гуров тут же заметил, как Астахов сделал короткое движение головой, но промолчал. Почему-то сыщику показалось, что его собеседник готов был возразить. Мол, Вадим Россихин не был моим братом. Или он его не признает за такового. Наблюдение ценное, но считать эту реакцию доказанной было еще нельзя.

– У вас что же, нет никаких версий? – ровным голосом спросил Астахов.

– Есть, конечно, аж целых две неплохих версии. Скорее всего, одна из них и окажется истинной. Разумеется, первая из них связана с бизнесом вашего брата, какого-то рода войной, которая унесла его жизнь. Скрыть этот факт не удастся. Невозможно спрятать столь сильную вражду, из-за которой убивают конкурентов. Еще есть личная неприязнь на бытовом уровне. Из-за женщины, поцарапанного бока дорогой машины, грубого слова, необдуманно брошенного в публичном месте в адрес человека с больным самолюбием. Вы полагаете, что эти версии несостоятельны?

– Не знаю. Наверное, вам виднее. Это же ваша профессия.

– Да, но нам всегда нужна помощь, потому что мы не ясновидящие и не шаманы, говорящие с духами. Мы профессионально умеем анализировать информацию и делать выводы. А вот получаем мы ее у граждан. Вам, как говорится, сам бог велел помочь нам. Например, ответить на кое-какие вопросы. Рассказать мне о том, о чем я попрошу. Так поможете? Мы ведь не просто убийцу ищем, а негодяя, лишившего жизни вашего брата.

Гуров сам себе надоел за эти три минуты словами «вашего брата». Но он упорно продолжал произносить данное словосочетание и делать при этом многозначительное лицо. Удивительно, но ему удалось вывести из себя Астахова. Не в смысле, что собеседник вдруг разразился руганью или начал плеваться.

Он так же спокойно, как и в начале беседы, проинформировал Гурова:

– Вадим не был моим родным братом.

– Что? – Лев Иванович мастерски сыграл удивление и возврат из глубины своих мыслей в реальность беседы. – А, ну да! Он же вам сводный брат. У вас разные отцы, но одна мать. Собственно, поэтому и фамилии разные. Скажите, каким он был в обычной жизни? Я бы попросил вас, Михаил Николаевич, сформулировать это коротко, одной фразой. Знаете, как говорят иногда о людях, пытаясь выделить в них главное, дать им общую характеристику. Например, «большой бабник». Или «выдающийся ученый», «настоящий художник», «зануда страшная», «трудоголик»…

– Я вас понял, Лев Иванович. – Астахов продолжал делать вид, что зануда полковник Гуров его никак не раздражает. – Не знаю, как вам это объяснить, но мы мало общались. Почти не контактировали. Он жил своей жизнью, а я – своей.