– Девочка, ты хотя бы представляешь, какие нужны деньги и связи, чтобы пробиться, – рассмеялся Борис. – В Москву ведь едут со всей России. Причем девушки моложе тебя и с титулами. Хотя бы «Мисс Задолбайск». На что ты готова ради карьеры модели? – он требовательно посмотрел своей любовнице в глаза.

Борис все еще колебался. Пара минут – и никаких фотографий нет. Пусть Кудряш убирается в черту.

– Я готова работать с утра до ночи.

– И все?

– А что еще надо? – удивилась Катерина.

Стасов вздохнул. Чудеса, конечно, случаются. Но ей ведь уже двадцать пять. И биография не для Золушки. Катерину вряд ли полюбят, зато будут завидовать. Бросила богатого мужа, изменяла ему с любовником. Причем с известным на всю Москву плейбоем. Сразу появятся спонсоры. Если отказывает девушка с безупречной репутацией – это одно. Но для разведенной женщины, которую привез в Москву любовник, отказ означает конец карьеры. Этого никто из спонсоров не поймет. Ах, ты ломаешься! Аукцион устраиваешь! Других найдем, да помоложе. А ты катись обратно в свою провинцию.

Борис решился. Поднялся и сказал:

– Нам пора.

– Вечером увидимся?

– Вечером? – Он чуть было не сказал: не знаю. Потом опомнился. Время еще есть. Гроза идет издалека, а пока небо ясное, вода в реке теплая, и Катерина ему доверяет.

– Я за тобой заеду.

Катерина вскочила и порывисто его обняла:

– Я такая счастливая!

Стасов молчал…

– Пашка, ты что творишь!

Дикой всей тушей навис над сидящим за письменным столом начальником уголовного розыска. Тому даже показалось, что за окном потемнело от закрывших солнце туч.

– А ну – прекратить это! Живо! – Дикой ударил по столу огромным кулаком.

Пепельница, полная окурков, подпрыгнула и соскользнула на пол. Краснов едва удержал графин.

– Я бы рад, Степан Прокофьевич, да не могу. Свидетель объявился.

– Какой такой свидетель?!

– Который видел Марию Игнатьевну той ночью у дома Кулигина.

– Кто он?! Говори!!!

– Не могу, Степан Прокофьевич. Тайна следствия.

– Чего-о?! – заревел Дикой. – Да ты с кем говоришь, сучонок?! Я – мэр!

– А я начальник Калиновского уголовного розыска, – тихо сказал Краснов. – Мое воинское звание – майор…

– А мое воинское звание – мэр! И зять губернатора области! А ты щенок беспородный! Тебя кто назначил, а?!

– Из областного центра директива пришла.

– А кто ее спустил сюда из областного центра?! Кто этим центром рулит?!

– Но закон…

– Уволю!!! – заорал Дикой. – Вышвырну вон из органов с волчьим билетом!!!

– Вы не имеете права, – сдавленно сказал Краснов. – Я подчиняюсь не вам, а…

– Молчать! Я здесь государство!

– Я не могу игнорировать постановления прокурора, – промямлил Краснов. – Есть Следственный Комитет…

– Уголовку мне шьете. Копаете под меня. – Дикой устал и грузно опустился в кресло. – Ничего у вас не выйдет.

– Ваше имя в уголовном деле о покушении на гражданина Кулигина не фигурирует.

– Давай по-честному, Паша. Ты веришь, что Мария Игнатьевна, уважаемая женщина, мать семейства, вдруг взяла пистолет и побежала с ним ночью по городу?

– Но ведь это пистолет ее покойного мужа!

– Так вот и выясни, где он был девятнадцать лет! – опять сорвался на крик Дикой.

– Пистолет или муж?

– Язвишь? Ты доиграешься, Пашка. Я завтра к тестю поеду. И спущу оттуда директиву, какую мне надо.

– Боюсь, губернатору сейчас не до вас. И он вам, как бы это сказать? Не совсем тесть. Он дядя вашей жены.

– Слухам веришь? – прищурился Дикой. – Мол, губернатор в отставку уйдет, и меня снимут. А новый хозяин города тебя поощрит за служебное рвение. Так вот: либо Мария Игнатьевна Кабанова сегодня же окажется дома, либо это конец твоей карьеры.

– Сегодня не могу, – поспешно сказал Краснов. – Это не от меня одного зависит.

– Но неужели нельзя избрать другую меру пресечения? Скажем, домашний арест? – пошел на попятную Дикой, понимая, что время работает на него.

– Договоритесь с прокурором, и нет проблем.

– Я-то договорюсь, – Дикой встал. – Значит, почувствовали слабину, и давай город на части рвать. Ванька – сволочь. Каждому кусок пообещал.

– Так ведь делиться надо, Степан Прокофьевич, – кашлянул Краснов. – Если на одной чаше весов лежит преданность, то на другой тоже должно что-то лежать. Это я по телевизору услышал, в каком-то сериале. Жена смотрела, – охотно пояснил Краснов. – И ведь запало в душу. Потому что верно сказано.

– А тебе мало? – прищурился Дикой. – Я с вами не делюсь?

– Вы как-то все больше с одним человеком делитесь, – Краснов многозначительно посмотрел в потолок. – Но ведь и маленький человечек кушать хочет.

– Каждого солдата досыта накорми – генерал без штанов останется, – пробурчал Дикой. – Ладно, вопрос с прокурором я разрулю. Готовь бумаги.

– И что должно быть в тех бумагах?

– У тебя здесь прослушка, что ли? – насторожился Дикой. – Да-а… Дожил… А все Кулигин, старый маразматик. Чтоб он сдох вместе со своим Куком!

Краснов молчал. Мэр себе сам яму выроет. Зарвался Степан Прокофьевич, корона выросла. А в городе неспокойно. Перед выборами это все равно что бомба, которая в любой момент может взорваться. Если в Калинов понаедут журналисты – карьере Степана Дикого конец. Именно этим и припугнули прокурора московские друзья Кудряша.

«Господи, как же было тихо-спокойно», – тосковал Краснов, глядя через зарешеченное окно, как поднимается полосатый шлагбаум, пропуская огромный черный джип мэра. «И почему они не могут договориться? Люди одной породы: хозяева. Верно говорят: денег никогда не бывает много. Вот и рвут город на части. А я расхлебывай. Если что – первой полетит моя голова»…

…Вечером ни с того ни с сего брызнул дождик. Над Калиновом, словно разведчик, засланный надвигающимся ненастьем в казавшийся бескрайним антициклон, вдруг нарисовалось грозовое облако, и картечью выстрелило в гуляющих по набережной горожан. Запасных патронов не оказалось, да и порох быстро кончился, всего два раза и громыхнуло. Но стремительный, хоть и недолгий ливень загнал людей в торговые палатки и кафе.

Кулигин, совершающий ежевечерний моцион по предписанию врачей, и Степан Дикой, который отправился на поиски главного возмутителя общественного спокойствия, чтобы поговорить с ним по душам, оказались в одной кафешке. Она была набита людьми. Все столики оказались заняты, а те, кому не хватило места, просто стояли под тентом, ожидая, когда закончится дождь.