Все за столом замолчали и посмотрели на Келли. Даже Бен, что было совершено неслыханно, ведь он почти никогда не умолкал.

— Хм… — Ее бросило в жар, а руки, наоборот, похолодели. Она набрала побольше воздуха и посмотрела прямо на Уилла. — Вообще-то мне пока комфортнее в одиночестве.

Лицо Уилла тут же застыло.

Она взяла Дрю под руку и сказала:

— Пойдем.

* * *

Горас жил в пригороде Бич Фолз, где дома стояли далеко друг от друга, а задние дворы были размером с поле. У его семьи был двухэтажный коттедж с опоясывающей застекленной террасой. Рейвен он напомнил дом из старых романов — с желтыми стенами, белыми ставнями и мощеной дорожкой.

Подъезжая, она заметила еще несколько автомобилей, припаркованных чуть дальше, у гаража. Или Горас устроил вечеринку, или у них в семье так много автомобилей.

Едва Рейвен вышла из машины, как боковая дверь в гараж распахнулась.

— Привет! — Горас встретил гостью на дорожке. — Мы тут, в гараже.

— Мы? — Рейвен вскинула брови.

— Погоди, сама все увидишь. — Он придержал для нее дверь, и она вошла внутрь. Сверху, из вентиляции дул теплый воздух. Первым, что бросилось в глаза, была ударная установка, усилитель и гитара. Потом Рейвен заметила Хоба и Дина — ребят из школьного оркестра. Они сидели на протертом оранжевом диване у стены. Хоб перебирал струны бас-гитары, а Дин стучал барабанными палочками по баночке из-под колы.

— Рей, — сказал Горас. — С Хобом и Дином ты знакома.

— Привет, — хором поздоровались они.

— Привет, — Рейвен помахала им в ответ и повернулась к Горасу, всем своим видом вопрошая: «Какого черта тут происходит?»

— Мы играем вместе почти год, — пояснил Горас. — Но наш солист отчалил, и нам срочно нужна замена.

И на нее воззрились три пары глаз.

— Так. — Рейвен, пытаясь скрыть неловкость, скрестила руки на груди. — И какое отношение это имеет ко мне?

— Мы хотели выступить на «Свободном микрофоне», но у нас нет солиста.

Он хотят, чтобы Рейвен пела? Они что, с ума сошли?

— Я не пою. Я играю на флейте.

— Я слышал, как ты поешь, — возразил Горас. — И знаю, что поешь ты хорошо.

— Когда это ты слышал? — Она пела только дома — исключительно в своей комнате или в душе. Еще иногда подпевала, слушая iPod, но в школе Рейвен всегда следила за собой.

Горас замялся и опустил глаза.

— В тот вечер, в автобусе. После конкурса оркестров.

Ах. В тот вечер.

Она как раз сидела в наушниках, когда Горас подсел к ней и похлопал ее по плечу. Рейвен помнила, что пела тогда, но ей казалось, что она только вполголоса мурлыкает, все остальные в автобусе оживленно разговаривали. Она и не подозревала, что кто-то может ее услышать.

— Я пою только для себя, — сказала она наконец.

— Да ладно тебе, — сказал Хоб, покусывая кончики волос. — Будет круто, если такая цыпочка станет нашей солисткой.

— Хоб, — одернул его Горас и покачал головой.

— Что?

— Нам нужен хоть кто-нибудь, — добавил Дин. — И очень срочно.

Рейвен переступила с ноги на ногу.

— Еще раз повторяю, ребята, я не пою.

— Ты только попробуй, — попросил Горас. — Мы можем сыграть. Выбери что-нибудь из хитов.

Да ни за что она не будет петь перед всеми! Она даже не знает, как это делается. Она только опозорится, и Горас будет считать ее недотепой.

— Не могу. К тому же я не знаю слов. Я могу петь только под свой iPod.

— Вот и отлично. Пойди, принеси свой iPod, — сказал Горас.

Она могла бы сказать, что iPod остался дома, но почему-то ей казалось, что Горас сразу раскусит ее вранье. Когда это у нее не было с собой iPoda?

— И что потом? — спросила она.

— Ты будешь петь под iPod, а мы будем играть.

— А что если вы не знаете ни одной моей песни?

— У тебя там есть «Greengers»? Ты их пела в тот вечер.

— Да.

— «Оставь мне вчерашний день»?

Это была одна из ее самых любимых песен. «Greengers» была молодой, напористой группой. Конечно, не «Three Days Grace», но тоже набирающей популярность. Рейвен услышала о них года два назад, когда они начали собирать залы в Бостоне.

— Да.

— Можем сыграть, — сказал Хоб, вставая с дивана. — Давайте попробуем.

Рейвен все еще сомневалась, но ребята уже настраивали инструменты. Горас же так и стоял, не сводя с нее глаз. Петь под iPod — дело не хитрое. А вот спеть перед мальчишками — совсем другое дело. И потом, это всего лишь школьный вечер. С чего вдруг такая необходимость выступать там?

Может, для них, для Гораса, это было важно, потому что музыка была их страстью, и им было все равно, где играть — на школьном вечере или на серьезном концерте? Главное — чтобы люди слышали их музыку.

Музыка и в жизни Рейвен играла серьезную роль, и она могла понять ребят.

— Рей, пожалуйста! — взмолился Горас.

Несмотря на смущение, от которого уже горело лицо, Рейвен кивнула и направилась к машине. Ей хотелось порадовать Гораса. Она верила в то, что он говорил, верила его комплиментам, хоть они не касались размера ее груди и таланта целоваться.

Вернувшись, Рейвен надела наушники и повернулась к парням. У Хоба на груди висела бас-гитара, Дин сидел за ударными, а Горас взял гитару.

— Я не знала, что ты играешь, — сказала она, кивнув ему. В оркестре Горас играл на ударных. Было бы естественно, если бы он и тут сел за барабаны.

Он пожал плечами и провел рукой по струнам.

— На гитаре я научился играть раньше, чем на барабанах. Просто в школьном оркестре нет гитар.

— Кстати, почему? По-моему, это несправедливо.

— Не знаю, но и впрямь досадно. — Он взял несколько пробных аккордов, а Рейвен тем временем искала на iPode нужную песню.

— Начинаем, — сказал Горас. — Вступай, как будешь готова.

— Хорошо.

Горас начал выбивать ритм. Из усилителя за его спиной полилась музыка. Рейвен невольно залюбовалась, как легко и непринужденно его пальцы порхают по струнам и ладам.

Горас поднял голову, поймал ее взгляд и улыбнулся.

— Давай, — скомандовал он одними губами, когда Дин ударил по тарелкам — цик, цик, цик, а — Хоб по струнам бас-гитары — дум, дум, дадум.

Рейвен начала выстукивать ритм ногой. Она включила iPod, и живая музыка смешалась с фонограммой. Рейвен закрыла глаза и взяла в руки микрофон.