Я мысленно потер руки. Пересадим Игорька с водочного дофамина на социальный окситоцин. Чем не замена? Плюс на Западе методика работает эффективно, почему бы и у нас не попробовать? Хотя стопроцентного результата, конечно, нет. Точно так же срываются, несмотря на кураторов и собрания. Звучит, конечно, замечательно, «Привет, меня зовут Джо, я алкоголик, не пью двадцать лет», но таких ребят в природе мало.

— Группа поддержки, — Игорь все еще продолжал укладывать себе в сознание условия. — Регулярная. И анонимная. Хм... В таком ключе я себе лечение не представлял.

— А вы представьте. Как выпишетесь отсюда и будете готовы — отзвонитесь.

Глава 14

За всеми этими заботами я и забыл о своих орловских друзьях. Они пропали, в мае, как обещали, не появились, а знать о себе не давали. Нет, вспоминал я о них, конечно, но так, мельком — сборы, то, се.... Взрослые ребята. Что в столицу двинуть передумали — бывает. Тут глаза загорелись, а вернулись домой — другие перспективы нарисовались. Родители, к примеру, в помощи нуждаются. Бабушке в деревне тридцать соток огорода обрабатывать некому. Лето ведь... Много причин бывает, чтобы не делать задуманное.

И вот вдруг появился Витя Мельник. Нет, никакой неожиданности, позвонил, предупредил. Просто в прошлый раз я им настрого заказал приезжать как снег на голову. Мало ли какие обстоятельства могут возникнуть. Дамы табуном ходят, глаза норовят выцырапать! Вот парень и позвонил. Сказал только, что по делам будет, друга сопроводить надо. Вот именно такими словами. Странно даже. Приедет, узнаю, что это такое и зачем понадобилось.

Мельник вошел первым, сухо поздоровался. На парня, который стоял за его плечом, я сначала даже не посмотрел: потянулся к выключателю. Зато потом увидел. Среднего роста, стрижка короткая. Рубашка голубая линялая, в плечах тесная. Наверное, до армии носил. Странное дело, до ковидных времен, когда все поголовно в намордниках ходили, далеко еще. А у этого маска марлевая до глаз натянута, и дополнительно солнцезащитные очки чуть не половину лица закрывают. Человек-невидимка прямо. Впрочем, рука у него вполне обычная оказалась. И запах... Вы в гнойной хирургии бывали? Или случалось открывать пакет с мясом, забытый на месяц в холодильнике? Вот от него таким душком потянуло.

— Проходите, давайте позавтракаем, — позвал я их на кухню. — Могу разогреть макароны с сосисками. Или яичницу поджарить.

— Да мы поели уже по дороге, не стоит. Чаю разве что, — отозвался Витя. — Слушай, Пан, тут такое дело... Чтобы хороводы не водить... Вот Костик, — он показал на молчаливо сидящего товарища, — у него после ранения лица, гноится, никак не заживает. Выхаживали, да всё без толку. Комиссовали и выписали на гражданку долечиваться. А у нас то же самое. Деньги тянут, то на одно, то на другое. А вылечить не могут. А откуда те деньги брать? У него мать одна, уборщицей за девяносто рублей работает, родни никакой. Вот мы решили... Ты там в верхах крутишься, надо пацана устроить в больничку хорошую. Поможешь? Он же воевал, награды... — и он посмотрел мне в глаза таким тоскливым взглядом, что у самого что-то там защипало.

— Что ж ты вчера не сказал? — я сжал кулаки, на полу жалобно звякнула упавшая чайная ложка. — Я бы узнал, что и как. Как дети малые, честное слово! Вот приедем к Пану, он всё устроит...

— Пойдем, Мельник, — Костик резко встал, так что табуретка отскочила, и пошел в прихожую. — Сами разберемся, — сказал он, не поворачивая головы.

— Сядь уже! Как восьмиклассница, обиды тут устраиваешь! — остановил я его, да и начавшего вставать Мельника тоже. — Есть выписки, снимки, карточка?

— Вот, — Витя полез в сумку. — Здесь всё.

Я посмотрел бумаги. Выписка из военного госпиталя в Ташкенте. Ага, афганец. Теперь стало понятнее. Эпикриз из областной больницы в Орле, еще один оттуда же, карточка из поликлиники. Остеомиелит, лимфаденит, свищи... Жопа, короче. Лечить это и вправду можно очень долго, и всё с нулевым результатом.

— Перевязку сделать? — спросил я, собирая документы в кучу.

— Да я сам, — сказал Костик, выставляя вперед руку, будто отгораживаясь от меня.

— Другой бы спорил, — буркнул я. — Короче, где тут что, Мельник покажет, ешьте, что в холодильнике найдете. А я займусь вашими проблемами. Или уже нашими.

Я пошел к телефону, открыл записную книжку, разыскал нужный номер.

— Екатерина Тимофеевна? Панов беспокоит. Вы на месте будете? Сейчас подъеду. Да, срочно.

* * *

Почему я к Дыбе обратился? А всё просто: надо пробовать добиться результата малыми силами. Зачем мне тревожить больших людей? Им, конечно, ничего не будет стоить устроить кого угодно в любую больницу. Так ведь «чазовы» спросят потом, не забудут об услуге. Вот не получится с начальницей — тогда повыше обращу взор.

Дорогая моему сердцу главная врачиха ликом была хмура, брови насуплены, губы поджаты. Хоть и напомажены по самое немогу... Что-то читала, занеся над бумагой шариковую ручку, прямо как палач свой топор. Когда я поздоровался, приоткрыв дверь, она лишь махнула рукой, мол, проходи. Голову даже не подняла. Минут через пять только выпрямила спину, потянулась, и сунула бумаги, в которых так не сделала ни одно отметки, в выдвижной ящик.

— Ну что у тебя, Панов? — спросила она.

— Екатерина Тимофеевна, у меня просьба. Надо одного парня, комиссованного из армии, устроить в госпиталь для ветеранов. Остеомиелит верхней челюсти после огнестрельного ранения. Гниет весь.

— И как ты себе это представляешь? И почему в госпиталь, а не в ЦКБ сразу?

«Дыба» еще больше нахмурилась. Вот привез я ей проблемку.

— Представляю просто. Вы — главный врач. Знаете других главных врачей. И начальника госпиталя тоже. И они вам не откажут. А не в ЦКБ, потому что у них опыт лечения этой патологии больше.

— Что на него есть? Показывай, — велела она чуть раздраженно.

Я достал куцую стопочку выписок и отдал ей. Пару минут она читала их, потом снова пересмотрела бумаги из Ташкента. Отложила в сторону, пододвинула блокнот.

— Умники, блин... — заворчала Дыба, роясь в записной книжке. — Всё они знают, только чуть что — вытри носик, Екатерина Тимофеевна...

Наконец, она нашла нужную запись, и, прижимая разворот, чтобы не закрылась страница, набрала номер.

— Галина Захаровна? —