Вмешательство дьявола в самые простые случаи повседневной жизни нисколько не оскорбляло даже развитые умы, воспитанные в постоянном страхе перед сверхъестественными силами и привыкшие к невероятно грубому чародейству. Один аббат в юности учился в Парижском университете. Над ним смеялись, потому что он был туп и ничего не удерживал в памяти. Однажды явился ему сатана и сказал: «Хочешь быть моим подданным? Я научу тебя искусству письма». При этом он положил ему в руку камень: «Пока ты будешь держать в кулаке этот камень, ты будешь все знать». Молодой человек, ко всеобщему удивлению, скоро стал чудом школы. Но он заболел, исповедался, бросил камень, все забыл и умер. Черти начали мучить его, но Господь послал «какое-то небесное существо», чтобы велеть им оставить его в покое: «Оставьте эту душу, которую вы обманули». Душа тотчас вернулась в тело, над которым парижские школьники в ту минуту служили заупокойную обедню. Воскресший встал и немедленно вступил в цистерцианский орден. Один монах молился перед алтарем своей церкви, и Бог дал ему такой «дар слез», что он оросил ими землю. Тотчас же дьявол породил в его сердце тщеславную мысль: «Я хотел бы, чтобы кто-нибудь был здесь и видел, как хорошо я плачу». Немедленно появился дьявол «в виде черного монаха» и стал внимательно смотреть на слезы. Достаточно было крестного знамения, чтобы прогнать его. Один клирик обладал таким красивым и приятным голосом, что слушать его пение было наслаждением; один благочестивый человек, услышав этот голос, приятный, как звуки арфы, сказал: «Это не голос человека — это голос дьявола». Он тотчас заклял беса, и последний исчез, а тело, только что живое, немедленно начало разлагаться. Это было тело, давно лишенное души, которым играл дьявол. Таковы были рассказы монахов. Успех подобной литературы вполне объясняет нам частое появление дьявола в Средние века и совершавшиеся тогда чудеса. Средневековые колдуны и колдуньи были жрецами и жрицами дьявола, и если духовенство преследовало их, то — как верно было замечено — не потому, что оно сомневалось в действенности их чар, а, наоборот, потому, что оно приписывало им страшную силу ввиду их связи с сатаной.

Итак, духовная нищета средневековых христиан была очень велика. Толпа плохо понимала дух христианства, обрядовым предписаниям которого она следовала обычно до мелочей. Лишь немногие действительно вкушали сладость евангельского учения. Люди, конечно, очень хорошо знали, что Бог требует доброты, милосердия и смирения, но они надеялись оправдаться перед его судом милостыней (которая сторицей будет возвращена на небе), телесными лишениями и соблюдением обрядов. Деяния святых XII и XIII вв., где биографы собрали все черты жизни своих героев, представлявшиеся им наиболее назидательными, полны фактов иногда более оскорбительных, нежели трогательных. Смирение этих людей состояло часто лишь в том, что они исполняли отвратительные работы или, подобно тому послушнику, о котором рассказывает Цезарий, пили грязную воду, где было вымыто больничное белье; милосердие часто понималось как обязанность раздавать деньги профессиональным нищим, выставлявшим напоказ свои язвы на паперти церквей. Среди множества нелепых рассказов гейстербахского монаха можно встретить лишь немного черт истинной гуманности вроде рассказа о послушнике, «который, видя, как слуги одного вельможи гнали палками бедняка, был охвачен состраданием до слез»[11].

Нравы. Такие религиозные воззрения и привычки, конечно, не могут способствовать нравственному улучшению общества. Действительно, люди XII и XIII вв., отличавшиеся большой набожностью, были не более проникнуты евангельским духом, чем люди других эпох. Напротив, если верить проповедникам, то нравы светского общества никогда не были более жестоки и вкусы более грубы, чем в тот период Cредних веков. Без сомнения, они преувеличивают; но у нас есть более прозаические документы, которые также свидетельствуют о низком уровне общественной нравственности. Это — протоколы епископских ревизий по деревням, синодальные статуты, каноны соборов, книги консисторских судов, судебные следствия и приговоры. Обильный материал, которым, впрочем, следует пользоваться с осторожностью, представляют также воспроизведения повседневной жизни, которые мы встречаем в фаблио и иногда — в виде эпизодов — в больших повествовательных поэмах. Наконец, сюда же надо отнести жалобы голиардов, этих жонглеров церковного общества, написавших по-латыни столько стихотворных сатир и жалоб на «состояние мира», на «упадок века». Все эти свидетели показывают одно и то же, все эти колокола издают один звук.

Леопольд Делиль специально изучил знаменитый «журнал» пастырских ревизий Эда Риго, руанского архиепископа середины XIII в. Вот картина нравов сельского духовенства, которую он рисует на основании этого «журнала»: «Многие деревенские священники содержат целые годы одну или нескольких наложниц; их дети воспитываются под кровлей церковного дома… Я часто встречаю жалобы на то, что они посещают таверны и напиваются “по горло”; вследствие этого они затевают драки, забывают платье на месте кутежа; случается даже, что духовные валяются на полу мертвецки пьяные. Некоторые священники принимают участие в ссорах, дерутся со своими прихожанами. Многие занимаются торговлей; священники, продававшие спиртные напитки, простирали свою наглость до того, что напаивали своих прихожан. Они играют в кости, шары и диск. В 1248 г. одного священника из Бодрю-Боск упрекали в том, что он принимал участие в турнирах. По синодальным статутам, священники могли ездить верхом лишь в круглых и закрытых мантиях; вопреки этому предписанию многие ездили в открытых сутанах, или так называемых табарах. Те же из них, светскому вкусу которых не удовлетворяли даже табар и шапка, надевали рыцарскую одежду и носили оружие. Эд Риго нашел в своей епархии священников, которые не были произведены в священнический сан и не считали нужным явиться на посвящение, или таких, которые, получив эту степень, в течение многих лет не служили ни одной обедни; другие не жили в доверенных им приходах; они требовали вознаграждения за совершение таинств…»[12] Эд Риго, прелат более строгий, чем большинство его собратьев, подвергал испытанию клириков, которых сеньоры, собственники бенефиций, представляли ему для замещения приходов его епархии. Он оставил нам любопытные протоколы многих подобных экзаменов; два из них мы приводим в примечании[13]; разве они не поучительны?