В южной части страны восточных

бамангвато. Царь Кама

Еще до рассвета мы оседлали лошадей и после часа езды по живописной холмистой местности, кое-где засеянной кукурузой, достигли широкой долины Шошонга. На склоне северной цепи холмов Бамангвато, близ устья реки Шошонг, мы увидели город того же названия. Сначала показались белые домики маленького европейского поселка, а затем и самый город, населенный африканцами-банту.

В предыдущий мой приезд хижины города отстояли на несколько сот шагов от жилищ европейцев. Так распорядился Кама, желая поддержать нравственность своих подданных. Приказ его преследовал, в частности, ту цель, чтобы по вечерам ни одна африканка не могла показаться незамеченной на незастроенном пространстве. Однако в правление Камы благосостояние восточных бамангвато настолько возросло, что большинство из них расширило свои дворы, и многие семьи, жившие на равнине, вдалеке от резиденции черного Марка-Аврелия, переселились в Шошонг. Это соответствовало планам Камы. Он хотел сделать Шошонг большим неприступным городом, чтобы в случае нападения матабеле или буров иметь возможность оказать энергичное сопротивление. Шошонг стал быстро расти, но так как на востоке его ограничивали естественные препятствия — горное ущелье, река и скалистые высоты, — он мог расширяться только на запад и юго-восток, то есть в сторону европейского квартала. Объективные условия оказались сильнее царской воли. В настоящее время Шошонг простирается с одной стороны до европейского квартала и, огибая его, подходит к нему и с другой.

Самым важным для Шошонга как в мирное время, так и в тревожные дни войны всегда был вопрос о воде. Как я уже сказал, Шошонг расположен близ устья одноименной реки, которая удовлетворяет его потребность в воде. В окрестностях нет другого водоема, который бы круглый год не пересыхал. Поэтому врагу, стремящемуся захватить Шошонг, достаточно овладеть узким ущельем, по которому протекает река: единственный искусственный колодец, вырытый во дворе дома фирмы Френсис и Кларк, легко может быть засыпан.

Кама уже несколько лет назад разработал план обороны на случай нападения матабеле. Шошонг открыт только со стороны европейского квартала, и здесь царь создал неприступную стену, насадив полосу колючих кустарников шириной до 100 метров. В ней оставлено только несколько проходов. Кама имеет верных союзников, люто ненавидящих общего врага, в лице масарва, которые больше всех страдают от разбойничьих набегов матабеле. Это тем более важно, что масарва — прекрасные разведчики. Даже североамериканский индеец прошлых времен не сумел бы вести разведку хитрее, чем масарва. Получив сообщение о приближении матабеле, Кама быстро укрыл бы в скалах над Шошонгом стада своего племени, обычно пасущиеся в местности Гунова в 17 милях от города и в других районах, где достаточно воды. Вся эта операция может быть закончена через шесть часов, после того как конные гонцы сообщат пастухам царский приказ. За этот же срок женщины перенесли бы на скалистые возвышенности за своими жилищами запасы зерна. Владея стратегически важными пунктами и имея несколько тысяч винтовок, Кама сумел бы дать отпор нападающим.

Матабеле всегда действуют тысячами. В открытом поле они подобны урагану, и все соседние народы с полным основанием страшатся их. Однако матабеле сами всегда боятся голода и жажды. Именно по этой причине они так долго не нападали на Шошонг. О том, что матабеле больше всего боятся жажды, свидетельствует их поход на западных бамангвато, предпринятый незадолго до моего приезда. Пройдя по безводной местности, отряд матабеле вышел к реке Зуга. В этом месте река заболочена и изобилует крокодилами, форсировать ее нелегко. Матабеле шли с севера, а на южном берегу расположилось селение макалака, подданных Камы. Едва завидев воду, матабеле бросились реке, чтобы утолить жажду, хотя на противоположном берегу выстроились вооруженные винтовками макалака. Они очень плохие стрелки, но тем не менее уничтожили ридцать восемь врагов, потому что матабеле вели себя как, словно впереди им ничто не угрожало.

Чем ближе подъезжали мы 24 июля 1885 года к Шопингу, тем больше людей попадалось нам навстречу. Преобладали женщины и девушки, но встречались и старухи. Все они с песнями шли работать на поля и собирать хворост. Одеты они были в короткие, до колен, передники из шкур и перекинутые через плечо накидки, украшенные белыми и черными кружочками, вырезанными из козьих шкур, и нитями стеклянных бус. На головах красовались европейские платочки, пестрые носовые платки или остроконечные соломенные шляпы, искусно изготовляемые и Шошонге. На руках и на икрах виднелись многочисленные украшения толщиной подчас в ладонь, из синих стеклянных бус. В руке или на голове они несли корзины с мотыгами. Женщины выходили из дома утром, а возвращались только к вечеру. Те, кто побогаче, ехал в фургонах, впряженных волами. Веселые и счастливые, африканцы щелкали огромными бичами с такой силой, что наверху откликалось эхо. Почти каждый приветствовал нас словами: Киатумела баас!» Около девяти часов утра мы приехали в Шошонг.

Мы нанесли Каме визит на котле, а жене его Ма-Бесси — матери старшей принцессы, которая при крещении получила имя Бесси (теперь она была уже замужем), — в ее домике. По обычаю бечуанов царица со служанками построила этот домик для себя и своего господина.

Вокруг котлы располагались дворы царя, его приближенных и слуг. Все они имели обычную у бечуанов круглую форму, только были просторнее других хижин. Я принес в подарок Каме револьвер, а царице — красивый шерстяной платок, одеяла и другие вещи. Кама принял меня самым сердечным образом, осведомился о моей судьбе после 1876 года, когда мы виделись в последний раз, и принялся уговаривать, чтобы я не ездил, особенно в сопровождении жены, в область к северу от Замбези, населенную дикими племенами.

Прощаясь, он обещал прислать мне курдючную овцу, что потом и сделал, и напоследок спросил, не потерял ли я седло по дороге к Лимпопо. О благодарности Кама и слышать не хотел. Он только спросил, нужно ли мне седло, а если нет, то не продам ли я его. «С удовольствием, — ответил я, — у нас подохло трое лошадей, а для остальных с избытком хватает седел». Что же я хочу получить взамен может быть, вола? Сегодня утром он видел во дворе дома фирмы Френсис одного моего вола, который находился при последнем издыхании. «Да, хороший упряжной вол мне бы очень пригодился», — ответил я.

Сутки спустя я получил такого вола — чудесное животное.

Кама разрешает европейцам, которые ведут себя безупречно, селиться и строить для себя дома на его земле в упоминавшемся квартале. Если европеец покидает город не оставив распоряжений, собственность его переходит к Каме. Купля и продажа строений, принадлежащих иностранцам,