В окно подмигнул синий светофор, тут же бодро отстрелялся встречный поезд. В дверь купе вежливо постучала проводница. Не беспокоя дверную ручку, сообщила сквозь перегородку:

– Прибываем! Сдавайте постельные принадлежности.

Проводнице Дима и Паша вроде бы были знакомы. Это угадывалось по тому, как они с вечера заказали у неё коньяк. Жадная полная баба в фирменном, прожженном на рукаве сюртуке. В перспективе её, должно быть, ждала благодарность в конвертике – за неназойливость.

Анатолию безотносительно к происходящему вдруг подумалось, что если все его маршруты сложить в одну линию, то, наверное, расстояние до Луны он преодолел с десяток раз.

Прапорщика компания устраивала. Нечто подобное он и выискивал, когда несколько часов назад перебрался с крыши поезда внутрь и пошел по вагонам. (На Ленинградском вокзале в Москве Хутчиш появляться поленился, предвидя бурные хлопоты его «провожающих», и благоразумно остановил свой выбор на одном дряхлом, пустующем то ли складе, то ли ремонтном цехе, впритык подступающем к железнодорожной линии возле сортировки. Спустя некоторое время питерский поезд примчался к то ли складу, то ли цеху без прапорщика, а умчался от сооружения уже с дополнительным пассажиром на крыше.)

В этой компании не интересовались, почему да зачем Анатолий направляется в Северную Пальмиру. В этой компании достаточно было сказать, что работаю, мол, директором и соучредителем. Двоих в этой компании до зуда под мышками интересовала нагло высунувшаяся из нагрудного кармана дорогого серого пиджака солидная кредитная карточка. А Петю…

Подвыпивший Петя наивно радовался, что имеет возможность рассказывать всем, какой он крутой, и что он знаком с директором агентства недвижимости «Интероксидентал» и со всеми официантками в канадском ресторане «Стейк», куда ездит ужинать аж губернатор Ленинградской области, и что у Пети дома есть книга с дарственной надписью А.Константинова – того самого – да-да! – автора «Бандитского Петербурга», и что Константинов советовал Пете не валять дурака, а писать роман, потому как у Петра талант.

– А я помню, пригласили меня поиграть в одно солидное казино, – многозначительно сообщил осоловевший с полбутылки нешибкого коньяка Петя. Пил только он один. – Прошелся.

Петя кинул на банк червонец.

– Гляжу, а ко мне за стол Кобзон садится. И так вежливо: «Позволите?..»

Петя расстегнул пуговку видавшей виды джинсовой рубахи: душно. Почесал свирепо запястье, перетянутое бисерной фенечкой.

– Прошелся, – лениво сказал Анатолий Хутчиш и положил три свои карты на столик рубашкой вверх – рядом со стопочкой выигранных купюр: что-то около двухсот пятидесяти долларов.

Дима тоже не пропасовал. И после хода жадно и нетерпеливо захрустел крючковатыми пальцами.

Анатолию дальнейший ход событий был известен назубок, как пятый том дээспэшного учебника «Особенности использования песчаных укрытий в качестве отвлекающего фактора для субтропических областей»: эта сдача – предпоследняя. У него и ещё у кого-нибудь, скорее всего, у Димы окажется по двадцать восемь. У Пети и у Паши – по тридцати одному. Карты сданы специально, чтобы нагнать банк.

Следующим будет сдавать Паша. Анатолию он сдаст тридцать два, а Диме – три туза. Шулеры принялись наконец бомбить фраеров.

– Ну и как? Обыграл Кобзона? Или тебе больше в любви везет? – сонно ковыряясь в ухе, спросил Дима.

Играя ленивого командировочного, озабоченного только тем, как убить время. Роль ему явно не шла. Гораздо естественней было бы встретить Диму где-нибудь у границы с тяжеленным рюкзаком за плечами, набитым польскими презервативами и ранглеровскими лейблами.

– Да сущую ерунду выиграл, – невинно радуясь вопросу, махнул ладошкой Петя и чуть не опрокинул бутылку с остатками коньяка. – Штуки две, не больше. – И настороженно обвел стол взглядом: верят ли?

– Тебя, наверное, карты любят, – изобразил зависть Дима.

Это у него вышло более иронично, чем правдоподобно. Устал.

Паша на всякий случай отставил бутылку подальше и под рост ставок поведал байку о том, как у них на заводе мужики отмечали похороны Брежнева. Составили список, спустились на вахту и передали требование начальства всем вахтерам быть на траурном собрании. Вахтеры, расписавшись напротив своих фамилий, манкировать собрание не решились. Гурьбой потопали разыскивать красный уголок ремонтного цеха. Завод остался без охраны, и литейный цех в рабочее время, в полном составе отправился в ближайший магазин за водярой. Именно тогда, под водку, его, Пашу, и научили играть в трыньку. И он знатно выиграл. Новичкам знатно везет.

Паша, естественно, врал. Ни на каком заводе он не трубил. Мордой не вышел. Но байку рассказывал, заразительно смеясь. И, как минимум, Петю рассмешил. Петя в ответ поведал историю, будто его в командировке приняли за генпрокурора с инспекцией и насовали взяток тонн на десять.

Раздача кончилась так, как Хутчиш и предвидел. Свара с банком в семьсот сорок два доллара. Вход – триста семьдесят один доллар. Анатолий наконец вынул прельстительную карточку из кармана, бросил поверх вороха денег. Поближе к себе, чтобы кидалы не имели возможность усечь липу. Всем своим видом в эту минуту Анатолий свидетельствовал, что на кредитке висят несметные богатства – гораздо внушительнее, нежели требуемая для участия в раунде сумма.

– А однажды, – нетрезво сказал Петя, – Пугачева так проигралась, что я ей тачку ловил. С тех пор она меня на все свои концерты приглашает. Хотите, билеты достану?

Последние слова Пети были полны грусти. Ему выпало всего семнадцать очков. Он ещё попытался свериться с Анатолием, но Хутчиш, из вежливости взглянув в Петины карты, молча указал молодому человеку на колоду.

На Петю больно было смотреть. Он проигрался в пух и прах. Неухоженные хайры поникли, будто ветви плакучей ивы. Брови сложились в птичку.

Дима довольно поскреб лысину; рука незаметно, как ему казалось, скользнула за ворот рубашки.

Началось.

Паша уже не старался скрывать презрение к будущим жертвам. Во взгляде маленьких поросячьих глазок проявилась надменность. Жесты стали резче. Улыбочка уступила место оскалу. При желании можно было разглядеть примостившуюся на его плече химерную музу, хлопающую крыльями и истошно каркающую: «Пиастры! Пиастры!».

Анатолий увеличил ставку. Дима, словно ему за шиворот забрался клоп, задергал плечами, ответил на увеличение ставки и яростно зачесал между лопатками.

Что-то у него не заладилось. Губы съехались гармошкой. Белесый пух на лысине заволновался, как ковыль, когда по нему мчится табун.

Паша с недоумением посмотрел на Димины манипуляции, но пока повышение ставок поддержал. Пашина роль в процессе бомбления была незначительная: отвлекать веселым трендежом и нагонять банк, чтобы клиент не мог до поры открыть Димины карты и соскочить с минимальными потерями.

За окном вагона прошмыгнул облупленный перрон с несколькими заспанными аборигенами. Почти у каждого – плотно набитая скарбом сумка на колесиках. А на небе – тучи. Тучи, тучи, тучи… Хмурое утро.