– М-м-молодец! – он целует меня между рогов. – Хвалю… Уважила… Только этого больше не надо… Ни-ни… Ты молоко давай… Сто литров в день… И не иначе…

Забота стоит рядом. Из ее зрительных органов текут капли слабо минерализованной влаги.

На следующий день, как и договаривались, даю эти самые сто литров. Синтезатору уже не хватает исходных продуктов. Съедаю всю подстилку, часть деревянной загородки, а также одноколесное транспортное средство, на котором развозят корма. Значок глядит на меня с уважением. Остальные двуногие, кроме Заботы, стараются близко не подходить.

Под вечер третьего дня в строении проводят спешную уборку. Появляется толпа двуногих, обвешанных примитивной оптической и электронной аппаратурой. Забота по бумажке зачитывает какой-то текст, в котором много непонятных слов. В конце концов выясняю, что она обязуется до конца года (один оборот планеты вокруг своего светила) получить от меня пятнадцать тысяч литров жиробелковой эмульсии, или, говоря по-местному, молока. Значок стоит рядом с ней и изо всей силы хлопает передними конечностями. Приезжие щелкают своими аппаратами, что-то пишут, суют в лицо Заботе звукозаписывающую аппаратуру. Представляю их удивление, когда назавтра обнаружится, что вся собранная здесь информация бесследно исчезла.

– Вот, – говорит Значок. – Новая порода. Сами вывели. Без всякой там генетики… или этой… селекции. Исключительно путем приспособления к суровым условиям содержания. Кирпичи может жрать. Кучу шлака во дворе видели? Пять тонн, между прочим. Завтра начнем скармливать.

Затем все уходят, оживленно переговариваясь. Остается одна Забота. По ее лицу опять текут прозрачные капли.

– Где же это видано, чтоб живую скотину шлаком кормили. Ничего, милая, завтра я тебе свеколки принесу.

– А мне все равно, что свеколка, что шлак, что платиновые слитки. Однако ощущать направленное на тебя сочувствие весьма приятно.

Время моего пребывания на планете приближается к концу. Жду, когда стемнеет. Однако подводить Заботу нельзя. Галактика мне этого не простит. Вначале изготавливаю необходимое количество алюминиевых емкостей, которые называются „флягами“. Затем заполняю их молоком самого высокого качества. Для этого приходится пропустить через синтезатор не только весь шлак, но и изрядную часть соседнего холма.

Закончив все дела, превращаюсь в стаю черных птиц (точно такая же галдит неподалеку) и взлетаю в небо. Внизу различаю жилища двуногих. Вот и дом Заботы. С помощью горячей воды и поверхностно-активных веществ она очищает от грязи целую кучу одежды. Трое ее детей заняты изучением наук. Старший разбирает схему строения атома. Средний читает стихи „Горные вершины спят во тьме ночной; тихие долины полны свежей мглой…“. Младший из слогов составляет коротенькие слова: „Ма-ма“, „Ми-ша“, „Шу-ра“. Зависаю над домом и жадно впитываю информацию.

На прощание мне хочется как-то отблагодарить Заботу. Интересно, есть ли у нее сокровенные желания? Оказывается – есть. Даже не одно, а сразу три. Первое – достать для меня вдоволь свеклы. Второе – чтобы ее дети всегда были здоровы. Третье – чтобы на планете никогда не было войны.

Очень жаль, но я почти ничем не могу помочь ей. Проблема со свеклой отпадает сама собой. Все дети здоровы. (Хотя я все же избавляю младшего от насморка, а среднего от синяка под глазом.) Что же касается третьего желания, то оно, к сожалению, не в моей компетенции.

Самый последний дом, над которым я пролетаю, принадлежит Значку. Он сидит в одиночестве и с горечью бормочет:

– Подумаешь, Почетную грамоту обещали. Благодетели… Могли бы и к Золотой Звезде представить. Вон в „Коминтерне“ зоотехник – Герой Соцтруда, а все его коровы дают молока меньше, чем одна моя Зорька… Ничего, уговорю председателя лишний скот продать. Все равно от него толку никакого. А на вырученные деньги в Голландии быка купим. Принесет Зорька телят, всю область молоком обеспечим. А то и всю республику… Вот тогда попомнят меня!

На столе перед ним стоит стеклянная емкость с этиловым спиртом. Как бы он, бедняга, не употребил его с горя. Отравится! Мне ведь известно, как пагубно действует это химическое соединение на белковые организмы.

Приходится сделать доброе дело и для него. Превращаю этиловый спирт в свежее молоко. Вот, наверное, обрадуется потом Значок.

Стая черных птиц поднимается все выше и выше. Мое задание выполнено.

Прощай, планета Земля…»

Вот такой незамысловатый рассказик отправил Костя Жмуркин на суд литературных гурманов из ТОРФа.

Отправил и стал с надеждой ждать ответ…

После той памятной встречи в «Тупике» Костя видел Рабиновича только один раз – и то по телевизору, когда тот в программе «Политические диалоги» расхваливал какого-то малоизвестного политического деятеля, рвавшегося в народные избранники. Похоже, что бывший ответственный секретарь «Вымпела» учредил не частное издательство, а фирму по проталкиванию депутатов.

Выглядел он все так же – дорогой, но неприметный серый костюм, серая водолазка, короткая стрижка, легкая щетина на лице. Добавилась только золотая цепочка поверх водолазки. Впоследствии Костя понял, что именно такой облик должны иметь новые герои – уже не соц-, а каптруда.

Как ни странно, но все, о чем говорил Рабинович, – сбылось. Спустя две недели Костя получил официальное письмо на бланке ТОРФа, в котором сообщалось, что он принят кандидатом в члены творческого союза и приглашается на семинар в один из южных городов страны. Все расходы по проезду, проживанию и питанию ТОРФ великодушно брал на себя. Письмо было подписано неким Верещалкиным, и.о. директора объединения. Косте, перечитавшему кучу фантастических книг, эта фамилия абсолютно ничего не говорила.

Краткая вспышка радости (не так уж часто сбываются наши надежды) очень скоро сменилась унынием. Проблемы не решались, а только множились. Во что одеться? Ведь у Кости до сих пор не было мало-мальски приличных брюк, не говоря уже о пиджаке. На какие средства добираться на семинар? ТОРФ, конечно, обещал погасить все расходы, но когда это еще будет… Нужны деньги, и немедленно.

Сдачей стеклотары столько не заработаешь. Родители Кости к тому времени уже скончались, оставив ему в наследство свои медали и кота Тихона. Зажиточных знакомых, кроме генерала в отставке Быкодерова, не было. Рабинович мог бы, наверное, помочь, но только где его искать… Послать на панель Кильку? Да кто за нее даст больше рубля и то в базарный день. Тут волей-неволей позавидуешь современникам доктора Фауста, имевшим возможность по сходной цене продать свою бессмертную душу силам зла. Счастливые были времена!

Спасение, как это нередко бывает, пришло совсем не с той стороны, откуда его ожидаешь. Слоняясь по городу, Костя случайно обратил внимание на следующее объявление: «Народный целитель Ермолай Сероштанов. Лечение бесплодия, импотенции, энуреза, заикания, алкоголизма, табакокурения, бессонницы, артрита, гипертонии, болезней опорно-двигательного аппарата. Прием ежедневно, кроме воскресенья, с 10.00 до 18.00».