Но потом он в порыве гнева рвал проклятый листок на мелкие клочки и уходил из дома, полный презрения к себе.

Джоселин не любил вспоминать об Актон-Парке, хотя и заботился о том, чтобы поместье процветало. Но когда-то там был его дом. Там жила няня, которая не скупилась ни на строгость, ни на любовь. Она оставалась при нем, пока ему не исполнилось восемь. Он даже помнил, за что ее уволили. У него разболелся зуб, и она, усадив его на колени, стала что-то ласково шептать ему на ухо. Неожиданно в детскую вошел отец, вошел без предварительного уведомления, что случалось крайне редко.

И няню рассчитали в тот же день.

А его, Джоселина, отправили в кабинет отца, где он сначала ждал, когда его высекут, а потом – когда удалят зуб.

«Герцог Трешем, – повторял отец при каждом взмахе розгой, – должен вырастить достойного наследника».

– Джоселин… – Проснувшись, Джейн тотчас же взглянула на него. Ее лицо раскраснелось, веки отяжелели, а губы чуть припухли от поцелуев. И казалось, что от нее исходит золотистый цвет. – Я была ужасно неловкой, да?

Джейн принадлежала к тем немногим женщинам, которые от природы наделены чувственностью. Ее инстинкты заявляли о себе столь властно, что всякое притворство казалось бессмысленным. Она отдавала себя щедро и самозабвенно; казалось, ей неведомо, что такое раны любви. Да, конечно же, она не знала, каково быть униженной, оскорбленной, отвергнутой…

Он уже хотел ответить, но Джейн прикоснулась пальцем к глубокой складке у его переносицы.

– Это как понимать? Я действительно оказалась никчемной в постели? Какая я глупая… Сказала, что побывала в раю, а ведь ты, наверное, там не был.,.

Трешем невольно улыбнулся. Взяв Джейн за руку, проговорил:

– Ты чудесная женщина, необыкновенная… И мне с тобой было очень хорошо. Ты мне веришь?

Джейн промолчала. Трешем внимательно посмотрел на нее и вдруг нахмурился – ему пришло в голову, что он, возможно, допустил ошибку, когда попросил называть его по имени.

– Ты злишься, – сказала она неожиданно.

– Это потому, что ты говоришь, будто побывала в раю. Тем самым ты как бы даешь понять, что я ввел тебя в заблуждение. Понимаешь?

Джейн покачала головой, и Трешем продолжал:

– Я взял тебя в любовницы, и сейчас ты просто приступила к исполнению своих обязанностей. Я всегда стараюсь доставить удовольствие тем женщинам, которым плачу. Но повторяю: для тебя это всего лишь исполнение обязанностей. Ты зарабатываешь на жизнь, вот и все.

Он говорил словно стегал себя кнутом – каждое слово вызывало резкую боль. Чувствует ли она что-то похожее?

Трешем ненавидел себя, но в этом не было ничего нового – он уже много лет себя ненавидел.

– Значит, стараетесь доставить удовольствие? Я бы хотела напомнить вам, ваша светлость, что вы платите за пользование моим телом. Вы не платите за мои мысли и чувства. Я сравнила свои ощущения с пребыванием в раю, и я имею на это право. При условии, что не препятствую вам пользоваться моим телом.

Трешему казалось, что он вот-вот взорвется от ярости. Если бы Джейн разрыдалась, как любая другая на ее месте, он осыпал бы ее насмешками – и тем самым еще больше наказал бы себя. Но она с невозмутимым видом отчитала его. Хотя и лежала рядом с ним нагая.

Он неожиданно рассмеялся:

– Вот и наша первая ссора, Джейн, И, думаю, не последняя. Но должен предупредить тебя: я бы не хотел, чтобы ты вкладывала чувства в нашу связь. И не хотел бы, чтобы ты испытывала боль, когда у нас с тобой все закончится. Ты просто моя любовница, не более того. У тебя все прекрасно получается, должен заметить. То, что произошло между нами, было не хуже, чем все происходившее здесь прежде. Даже лучше, уверяю тебя. Ты меня поняла, не так ли?

– Разумеется. Благодарю вас.

Трешем вновь почувствовал возбуждение, на сей раз – от гнева. Да, он был в ярости, ибо ему, как он ни старался, не удалось унизить лежавшую рядом женщину, не удалось стать хозяином положения.

Он уложил Джейн на спину и снова овладел ею, овладел грубо и стремительно. А потом уснул, убаюканный шумом дождя за окном.

* * *

– Я думала, что вы захотите остаться поужинать, – сказала она.

– Нет.

Одевшись, они перешли в гостиную, и Джейн сразу села на диван. Джоселин же сначала нервно расхаживал по комнате, затем подошел к окну и стал смотреть на улицу.

Глядя на этого элегантного мужчину, Джейн задавала себе един и тот же вопрос: неужели это она всего лишь полчаса назад лежала с ним в постели? С трудом верилось… Произошедшее в спальне, казалось нереальным, невозможным, однако действительно происходило – об этом свидетельствовали непривычные ощущения в определенных местах и легкая дрожь в ногах.

– Меня пригласили на ужин, Джейн. А потом этот проклятый бал. Нет, я пришел не с тем, чтобы остаться. Пришел лишь для того, чтобы закрепить наш альянс.

Оказывается, быть любовницей герцога гораздо труднее, чем ей казалось. Трешем надменен и эгоистичен, к тому же у него ужасный, просто отвратительный, характер. Он всегда поступал по-своему, не считаясь с другими. Особенно с женщинами. И все же привыкать придется – Джейн прекрасно это понимала.

Она могла бы оскорбиться, почувствовать себя униженной, однако этого не произошло. Джейн еще в спальне поняла: герцог говорил ей эти ужасные слова намеренно, совершенно осознанно, говорил, тщательно подбирая слова, и при этом сам себе не верил. Более того, ей казалось, что Трешем не так уж плохо к ней относится, во всяком случае, не презирает ее. Но почему же он пытался ее оскорбить? Чтобы лишний раз напомнить ей, что она любовница, а не возлюбленная? А может, ему хотелось убедить в этом себя самого? Убедить в том, что она для него – всего лишь женское тело…

И все же, несмотря на свою неопытность и наивность, Джейн понимала: в первый раз, когда Трешем лишил ее девственности, он вел себя совершенно иначе, в первый раз она была для него не только любовницей.

Джоселин дарил ей любовь. Они дарили любовь друг другу.

А теперь он стыдился своей слабости.

– Ах, вас пригласили на ужин? Вот и хорошо. Мне хотелось сделать перестановку и в других комнатах. Я собиралась начать сегодня, но, к сожалению, большая часть дня уже потеряна.

Бросив на нее взгляд через плечо, Трешем проворчал:

– Ты ведь все равно не изменишься, верно, Джейн?

– Вы хотите, ваша светлость, чтобы я почувствовала себя шлюхой? Уверяю вас, этого не будет. Я всегда к вашим услугам – таков договор. Но вам не удастся меня унизить. И я не стану, дожидаясь вас, проводить у окна все дни, не стану прислушиваться к каждому стуку в дверь.

Джейн тотчас же вспомнила, что именно этим и занималась все утро. Но она твердо решила, что подобное не повторится.