в данном случае обязательна. К тому же ты единственная, кто может отличить Воронова от Орлова. Так что я, можно сказать, закрыл два острых момента разом.

– Для этого спали со мной?

– Знаешь, ты умная. Но любая умная женщина становится глупой, когда влюбляется. Женская особенность – жертвенность ради любви порой безгранична и неконтролируема. Я это понял в тот момент, когда ты несколько суток просидела около моей кровати, вот здесь, – указывает за спину, – лишая себя сна, отдыха и нормально питания.

В тот самый момент, когда Костя хрипел и корчился от боли, у меня внутри всё переворачивалось, а опасения за него разрывали на части. Но оказывается, он всё это использовал против меня, грамотно применив в собственной непростой ситуации. Мне не стыдно. Не может быть стыдно за то, что чувствуешь к человеку, которому ты безразличен. Просто я обычный человек, а Парето тот, кто использует мне подобных для достижения поставленной цели.

– Мне за это не стыдно. В жизни можно контролировать всё, кроме чувств.

– У меня же получается.

– Ну, да, – усмехаюсь, – только не в бреду.

– Я что-то говорил? – киваю. – Относительно тебя? – снова кивок. – Не обращай внимания. Галлюцинации – штука интересная, всякое привидится.

– И не думала. Те слова были произнесены другим человеком. Вот этим, я предполагаю, – достаю из кармана фото и выкладываю перед Островским. – Тот, на кого я смотрю сейчас, не имеет к нему никакого отношения.

Костя берёт в руки снимок и на несколько минут словно проваливается в прошлое. Переводит на меня задумчивый взгляд и, смяв фото, выбрасывает в мусорное ведро.

– Это человека больше нет.

– Он есть. Просто закрыт ото всех. Я думаю, что там, – указываю на его грудь, – умирает целая вселенная. Вы прогибаетесь под весом собственной душевной боли, терзаний и обид. Устали от самого себя: мыслей, домыслов и тревог. От невозможности не контролировать, не забегать вперёд и не оглядываться назад. Вы выстраиваете многоходовые планы, а построить собственное будущее неспособны. Что это: глупость или трусость?

Островский недолгое время сканирует меня глубоким взглядом, от которого всё внутри переворачивается, а затем заливается хохотом, откинув голову назад.

– Думаешь, побывала в моей постели несколько раз, посидела у кровати пару дней и поняла мою суть?

– Говорю то, что вижу.

– Меньше говори, контролируй эмоции и относись к нашему браку ровно. Создавать семью не планировал, дети мне не нужны. Я не знаю, Лена, что ты нафантазировала в своей хорошенькой головке, но советую избавиться от этих мыслей. – Чеканит каждое слово, добивая меня. – Завтра поедем в город. Моя жена должна выглядеть прилично. Ты записана к гинекологу, я хочу быть уверен, что проблем не будет. А уже послезавтра мы посетим одно мероприятие в качестве супругов.

– Что я получу за свои услуги? – Бровь Парето вопросительно подскакивает. – Я играю роль вашей жены, насколько я поняла, убедительно и с чувством. Помогаю с Вороновым, или Ромой, смотря кто предстанет передо мной и поддерживаю в любом вашем начинании. Что взамен? Безопасность Таси – это основное, а ещё?

– Ты начинаешь задавать правильные вопросы, Лена, – расслабляется и наполняет стакан виски. – Когда всё закончится, ты станешь богатой вдовой. Бессовестно богатой, Лена. Тебе больше никогда не придётся экономить, работать и ущемлять своего ребёнка.

– Вы планируете умереть? – сглатываю, услышав о смерти, к которой себя готовит Костя

– Или надолго сесть. На этот случай имеются инструкции. Ты при любых раскладах остаёшься в плюсе, получив значительную сумму. Всё честно: отыгрываешь роль, я за это плачу. Куплю твою любовь на время, – поднимает бокал, обозначив тост.

А мне тошно, что Островский всё измеряет цифрами, даже то, чему цену назначить невозможно. Видимо, этот человек настолько смирился с моделью отношений «товар – деньги», что переубедить его не представляется возможным. И делать этого я не намерена, поэтому поднимаюсь, направляясь на выход, но Парето быстро реагирует и преграждает мне путь.

– Ты не ответила на моё предложение.

– Два часа назад, когда я стала вашей женой, вы не спрашивали моего мнения.

– Спрашиваю сейчас. Мне нужно знать, что мы в одной лодке. При условии крушения, я должен понимать, стоит ли тебя спасать или проще скинуть ненужный балласт и выбираться самому?

– Десять минут назад, вы заверили, что готовы умереть.

– Не прямо сейчас, Лена. – Лукаво улыбается, наклоняясь ближе. – Прямо сейчас я планирую воспользоваться правом первой брачной ночи, – тянется к моим губам, но я уворачиваюсь, мастерски проскользнув под его рукой, и рвусь к двери.

Схватив меня за плечо, резко разворачивает и прижимает к стене. Уклоняюсь от настойчивых горячих губ, которые берут мои в плен снова и снова, подчиняя и не позволяя отдышаться. Словно мужчина решил сломить сопротивление и показать, кто здесь главный. Большие ладони скользят по бёдрам, поднимая форму, и сжимают ягодицы, заставляя издать странный звук, похожий на мычание. У Островского всё распланировано, и даже сейчас, уверена, он готов к моему сопротивлению. А мне хочется выть в голос от осознания, что этот равнодушный мужчина просто удовлетворяет физические потребности, не испытывая никаких чувств. Хотя нет, чувства всё же имеются: ему необходимо, чтобы женщина смотрела на него без отвращения.

– У меня месячные, – успеваю сказать, когда Парето на мгновение отрывается от моих губ.

– Да? – с интересом рассматривает моё лицо, а потом ныряет рукой под кромку белья и массирует пальцами клитор, растирая влагу по складкам.

Издаю протяжный стон, ругая своё тело за реакцию на его прикосновения, которые не могу контролировать. Захлёбываюсь эмоциями, накрывающими с головой и мысленно прошу Костю, чтобы не останавливался. Он проникает в меня пальцами, не прекращая терзать губы, а затем вытаскивает их и внимательно смотрит. На них нет крови.

– Лгунья, – довольно улыбается и облизывает фаланги, отчего мои щёки вспыхивают, а в горле пересыхает.

Это так грязно и в то же время невероятно сексуально, что я закрываю глаза, чтобы стереть пошлую картинку и довольную ухмылку Парето. Он избавляет меня от одежды, подхватывает на руки и несёт на кровать. Снимает рубашку, являя привычные шрамы, но не избавляется от брюк и опускается сверху.

Напряжение между ног такое, что я почти готова умолять Островского взять меня, чтобы получить сладкую разрядку и вновь ощутить оргазм. Но Парето спускается ниже, разводит в стороны мои ноги и касается языком клитора, втягивая в рот. Выгибаюсь от неожиданной ласки и сгребаю пальцами простынь, пытаясь удержаться в реальности. Получается плохо, потому что Костя посасывает, лижет и втягивает плоть, заставляя просить ещё. Не могу контролировать свой отклик на Островского, который спускается к влажному входу и таранит его языком. Дёргаюсь словно от разряда электрического тока