Ката сжала пальцы в кулаки и поднесла ладони к щекам — она всегда так делала, когда теряла терпение.

— Себастьян, я жду.

Гримасничая, он показал ей язык и, схватившись за сердце, улегся на пол, точно побитый щенок.

— Очень натуралистично, — хмыкнула она, отодвигая для него стул из-за стола. — А теперь, пожалуйста, встань и займи свое место.

Мальчик раз дернул ступней, но больше не шевелился.

— Себастьян! — для пущей строгости Ката схватила карандаш и забарабанила его кончиком по столу.

Реакции не последовало.

— Себастьян?

Она нагнулась над ним, чтобы коснуться ладонью его щеки, и вскрикнула от ужаса: его глаза были полуоткрыты, но зрачков видно не было. Ката затормошила его за плечи: голова Себастьяна замоталась из стороны в сторону, как на шарнирах. Причитая, она схватила его на руки, поражаясь необычайной легкости его тела, и выскочила вместе с ним в коридор. К счастью, Вера была еще поблизости. Точно одурманенная, служанка водила тряпкой из стороны в сторону по пыльному стеклу того самого окна, из которого Ката наблюдала отъезд лорда и леди Колдблад, и ее лицо не выражало никакой работы мысли.

— Вера! Пошли немедленно за доктором Грейвс! У Себастьяна снова приступ. Нет, лучше скажи Мартину, — запоздало поправилась она, сообразив, что Вера может чего доброго все забыть или запутать, и вместо доктора Грейвс послать за ростовщиком Пейвзом. — Скажи Мартину, что Себастьяну плохо!

Бросив ведро с водой и тряпку у консоли, Вера широкими шагами направилась к лестнице, а Ката с мальчиком на руках вернулась обратно в спальню и положила его на кровать. Ей казалось, она сделала это бережно, но тело все равно упало точно тюк с песком.

— Себастьян! — в ужасе вскрикнула Ката.

Его лоб не горел, как обычно при лихорадке, а тело не дрожало мелкой судорогой, наоборот, казалось пугающе неподвижным, точно окостеневшим. Все произошло так внезапно, что Ката все еще подозревала какой-то глупый фокус — в конце концов, нечто подобное Себастьян проделывал часто, — но сомнений почти не осталось, когда она захлестала его по щекам и не сумела привести в чувство. Отчаявшись, она нашла аптечку, а в ней — пузырек нашатыря. Но и резкий запах не пробудил его. Подозревая худшее, Ката упала перед кроватью на колени и положила ухо на грудь мальчика. Сердце билось, но билось странно: очень медленно и так тихо, словно звук шел через толщу брони.

Отчасти потому, что была больше не в силах терпеть мук неизвестности, отчасти, чтобы проверить, что служанка все сделала верно, Ката решилась оставить Себастьяна ненадолго одного. Едва выйдя из детской, она снова столкнулась с Верой, — та продолжала отдраивать стекло — и набросилась на нее с вопросами.

— Я сделала, как вы велели, — с медлительным достоинством отвечала Вера. — Сейчас здесь будут мистер Доуш и миссис Лоуренс. За доктором послано.

— Хорошо, — немного успокоилась Ката. Мистер Доуш был мажордомом, а миссис Лоуренс — экономкой. Вряд ли от них будет хоть какой-то прок, но Кате все равно стало легче на душе. В конце концов, это был не первый раз, когда Себастьян болел, и сердце его хоть и слабо, но билось.

— А там метель, — заговорщеским тоном поделилась Вера, трогая розовым пальчиком стекло.

Ката кинулась к окну и не увидела ни неба, ни земли: лишь белый, яростный вихрь.

— Завораживает, правда? — улыбнулась Вера.

Крикнув Вере, чтобы та присмотрела за Себастьяном, Ката бросилась вниз по лестнице и выбежала на улицу с черного входа. Из ее рта клубами повалил пар. Она смотрела, как белая мгла заволакивает округу, точно живое существо, пожирающее материю. Ката уже видела такую вьюгу раньше: она обычно длилась неделю, а то и две, и гувернантка всегда удивлялась, почему черный вход заваливало снегом до второго этажа, а крыльцо парадного оставалось сухим и чистым. В такую вьюгу лошадям не пройти, это Ката хорошо знала. В такую вьюгу нет ни малейших шансов ни добраться до доктора, ни догнать графа. В своем каменном замке они были отрезаны от всего мира.

Оставалось лишь одно место, где она могла надеяться на помощь, но внутренним чутьем Ката чувствовала, какую цену ей придется за эту помощь заплатить. Она достаточно много времени провела с Гордоном, чтобы понимать, что он ничего не делал просто так.

Ката нащупала нательный крест под своим платьем.

— На все воля Божья, — вслух сказала она.

========== Глава 16 ==========

Когда Ката шагнула в зеркало с мальчиком на руках, Гордон сидел по-турецки с закрытыми глазами, и лицо его было до того бледно, что казалось отлитым из белого воска. В этот раз Колдблад не создавал иллюзии, и вместо тумана и темноты стены комнаты глянцево серебрились зеркальной поверхностью, напоминая об истинной сущности его мира. Ката двинулась к центру, и четыре зеркальных двойника последовали за ней. Гулкий звон их шагов зазвучал как бьющееся сердце.

— Так-так, — тихо произнес Гордон, открывая глаза. — Ты пришла, и пришла не одна. Ты плачешь. Что случилос-сь?

— Себастьян умирает, — прошептала Ката, чувствуя, как ком в горле мешает ей говорить. — Мальчик, мой воспитанник. Вы можете помочь ему?

— Умирает, — эхом повторил Гордон, не сводя глаз с неподвижного тела ребенка. Его лицо приобрело странное выражение, будто его накрыла тень, глаза полыхнули синим, и почти сразу подернулись дымкой. — У-ми-рает… Отчего?

— Я не знаю, — покачала головой Ката. — И никто не знает. Себастьян умирал всегда, сколько я его помню. Он тяжело болен, но врачи не могут поставить диагноз. Я бы сказала, что он умирает от холода, если в этом есть хоть какой-нибудь смысл. Вы поможете ему?

— Помогу ли я ему? — ухмыльнулся Гордон, двинувшись против часовой стрелки вокруг Каты, так, что ей пришлось развернуться, чтобы не упустить его из виду. Его фигура не отражалась ни в одном из зеркал. — Помогу ли я Себастьяну? — громко спросил Гордон пустоту, обращаясь к невидимому зрителю. — О да, как ты права, я чувствую холод вокруг этого ребенка, холодный кокон окутал его и мешает дышать. Слабое сердце — легкая добыча. Если ничего не сделать, через четверть часа он совсем закоченеет, и тогда никто уже не будет в силах помочь ему. Могущество холода беспредельно, но к счастью для меня и для тебя, холод подчиняется мне. Я могу навсегда освободить Себастьяна от его недуга — навсегда, слышишь? Он станет пухлым, розовощеким ребенком, который однажды вырастет в выносливого и крепкого юношу. Ты ведь этого желаешь больше всего на свете, Ката? Ведь этого?

Еще до того, как она пересекла порог, Ката знала,