кому-нибудь из своей родни постарше, и тогда забияке крепко доставалось от одного из Калоджеро или Саэтта. По мнению Дэнни, его родственники смогли бы утихомирить и отребье из Западного Даммера.

Свои произведения Дэнни не показывал никому, кроме мистера Лири. Разумеется, мальчик писал Кетчуму длинные письма, но в них не было ни капли выдумки. Никто в здравом уме не отважился бы сочинить историю и попытаться выдать ее Кетчуму за реальность. И потом, переписка со сплавщиком нужна была Дэнни для душевных излияний. Многие его письма к Кетчуму начинались словами: «Ты знаешь, как сильно я люблю своего отца. Я действительно его люблю, но…» — и так далее.

Что отец, что сын. Повар скрывал некоторые вещи от Дэнни, а Дэнни (в седьмом и особенно в восьмом классе) достиг возраста подростковой скрытности. Ему было тринадцать, когда он пошел в седьмой класс и впервые встретился с мистером Лири. К концу восьмого класса ему должно было исполниться пятнадцать. Два неполных года — вот промежуток, когда Дэнни начал лихорадочно писать и показывать все свои сочинения учителю английского языка.

Невзирая на опасения мистера Лири насчет содержания рассказов (и особенно их перегруженности сексуальными сценами), этот старый мудрый ирландский филин ни разу не высказал хулы своему любимому ученику. Юный Бачагалупо будет писателем — в этом мистер Лири не сомневался.

Старик надеялся на благосклонность Эксетера. Если мальчика туда примут, думал мистер Лири, интенсивная школьная нагрузка притушит наиболее нежелательные проявления писательских фантазий Дэнни. В Эксетере уделяют настолько пристальное внимание механике письма, там так требовательны к содержанию, что Дэнни поневоле придется умерить свой пыл и стать более интеллектуальным писателем. (Но чем это может обернуться? Не сделает ли его Эксетер менее творческой натурой?)

Мистер Лири сам до конца не понимал, почему превращение Дэнни в «более интеллектуального писателя» может пагубно повлиять на творческую индивидуальность мальчика. Возможно, эти туманные рассуждения были порождены благими намерениями старого учителя. Мистер Лири искренне желал Дэнни больших успехов. Он никогда не критиковал ни одной строчки, написанной его лучшим учеником. Однако старый ирландец сильно озадачил Дэнни, сделав ему дерзкое предложение. (Предложение вовсе не было дерзким, таковым оно показалось потом самому мистеру Лири.)

Это случилось почти в самом начале сезона весенней распутицы — в марте 1957 года, когда Дэнни учился в восьмом классе. Ему только что исполнилось пятнадцать, и они с учителем ожидали известий из Эксетера. Вот тогда-то мистер Лири и сделал ему вышеупомянутое «дерзкое предложение». Годы спустя оно подсказало Дэниелу Бачагалупо мысль написать собственную версию одного утверждения, которое он часто слышал от Кетчума.

«Все дерьмовые вещи обязательно случаются в сезон распутицы!» — постоянно жаловался Кетчум. Он словно забывал, что повар и «кузина Рози» поженились как раз в сезон распутицы, а Дэнни родился накануне этого времени. (К тому же в Бостоне вообще не знали сезона распутицы.)

— Дэнни, — осторожно начал разговор мистер Лири, настолько осторожно, будто он сомневался, что мальчика действительно так зовут. — Двигаясь по писательской стезе, ты, возможно, задумаешься о nom de plume.

— О чем? — не понял пятнадцатилетний Дэнни.

— Некоторые писатели публикуются не под своими настоящими именами, а придумывают себе другие. По-французски это называется nom de plume и в переводе означает «псевдоним».

Мистер Лири почувствовал, что его сердце готово выскочить из груди. Юный Бачагалупо внезапно изменился в лице, словно мальчика ударили наотмашь.

— Я понял, вы предлагаете мне отказаться от фамилии Бачагалупо, — сказал Дэнни.

— Видишь ли, есть фамилии, которые легче произносятся и запоминаются, — сказал своему любимому ученику мистер Лири. — Твой отец сменил фамилию. Вдове дель Пополо что-то не захотелось становиться Бачагалупо. Я только предположил, что, возможно, и ты не настолько уж сильно привязан к этой фамилии.

— Я к ней очень привязан, — упрямо заявил Дэнни.

— Да, теперь понимаю. В таком случае держись за нее и носи с гордостью! — с воодушевлением произнес мистер Лири.

(На самом деле старику было весьма тошно: он ни в коем случае не собирался обижать мальчика.)

— Я думаю, Дэниел Бачагалупо — хорошее имя для писателя, — решительно заявил пятнадцатилетний литератор. — Если я буду писать хорошие книги, неужели читатели не потрудятся запомнить мое имя?

— Еще как запомнят, Дэнни! — воскликнул мистер Лири. — Я вообще сожалею, что заикнулся об этом литературном псевдониме. Большая оплошность с моей стороны.

— Да вы не расстраивайтесь. Я же понимаю, что вы стараетесь мне помочь, — ответил ему Дэнни.

— Мы со дня на день можем получить ответ из Эксетера, — торопливо проговорил мистер Лири, которому отчаянно хотелось сменить тему этого неудачного разговора о литературном псевдониме.

— Я надеюсь, — серьезно отозвался Дэнни.

Его лицо вновь приняло задумчивое выражение, и он перестал хмуриться.

Мистер Лири никак не мог успокоиться. До чего же глупо он переступил границы дозволенного. Дэнни переминался с ноги на ногу. Старый ирландец знал: почти каждый день мальчик после уроков отправлялся не домой, а в ресторан «Vicino di Napoli», где он подрабатывал.

— Тебе ведь надо идти, — сказал мистер Лири.

Дэнни кивнул. Он не меньше учителя обрадовался окончанию этого нелегкого разговора.

А мистер Лири, проведя все уроки, не торопился домой. У него находились поводы задержаться в Норт-Энде еще на какое-то время. Он по-прежнему жил в районе Северо-Восточного университета[43], где вырос, окончил школу и встретил свою будущую жену. По утрам мистер Лири садился в метро и ехал до станции «Хеймаркет», а вечером возвращался обратно. Но свои покупки (их осталось совсем немного) он делал в Норт-Энде. Он так давно преподавал в школе имени Микеланджело, что здесь его знали буквально все. У мистера Лири учились несколько поколений жителей Норт-Энда. Хотя его поддразнивали и издевались (какой итальянец не позволит себе поиздеваться над ирландцем!), это не означало, что его здесь не любили. Людям нравились чудачества старика.

Расставшись с Дэнни после своего опрометчивого «дерзкого предложения», старик забрел в сад церкви Сент-Леонард. Как всегда, учителя английского языка покоробило отсутствие в ее названии притяжательного падежа. По-настоящему церковь должна была бы называться Сент-Леонардс или церковь Святого Леонарда. Сам мистер Лири ходил на исповедь в церковь Святого Стефана, где чтили притяжательный падеж. Та церковь нравилась ему больше и больше была похожа на нормальную католическую церковь. Церковь Сент-Леонард хотя и являлась католической, в ней сразу ощущалось, что это итальянская католическая церковь. Даже знакомая молитва в церковном саду была переведена на итальянский: «Ora sono qui. Preghiamo insieme. Dio ti auita». («И вот я здесь. Помолимся вместе. Да поможет вам Бог».)

Мистер Лири молился, чтобы Бог помог Дэниелу Бачагалупо