– Привет, Гейдж. – Она запыхалась и была такой красивой, особенно на этом великолепном создании. Лошадь заплясала на месте, когда всадница натянула поводья. Овчарка Оливии, вывалив из пасти язык, бежала вверх по холму, догоняя их.

Оливия замялась, потом все же спрыгнула с лошади. Из седельной сумки она достала смятую газету и пластиковый пакет.

– Не вы случайно оставили эти вещи в офисе? – Оливия протянула ему газету. Статья на первой странице была посвящена убийству у реки Биркенхед. Имя и фамилия Оливии, а также адрес ранчо были написаны большими печатными буквами над заголовком. Гейдж медленно перевел взгляд на маленький пластиковый пакет с застежкой. Пересохло во рту. Стало жарко, голова закружилась.

«Он здесь. Убийца из Уотт-Лейк здесь. Это его первая визитная карточка… Игра началась…»

Гейдж посмотрел на Оливию. Она внимательно наблюдала за ним, явно встревоженная, и Бертон знал почему.

Он протянул руку и взял у Оливии и газету, и пакет.

– Спасибо. А я гадал, где мог это оставить.

Она нахмурилась и внимательно посмотрела на него, как будто ожидая дальнейших объяснений. По спине Гейджа потек пот. Он бросил взгляд на домик. Голова Тори виднелась в окне, она наблюдала за ними обоими.

– Я… я записал ваше имя и адрес ранчо на газете, которую купил по дороге сюда, – соврал Гейдж, – когда мы заправлялись в Клинтоне. Заправщик направил меня на ранчо и сказал, что им управляете вы.

Складка между ее бровями стала глубже, как будто она гадала, стоит ли ему верить.

Но бывший коп открыто посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Ему не хотелось пугать Оливию. Запугивание было оружием убийцы из Уотт-Лейк, он питался чужим страхом. Дать понять жертве, что он рядом, охотится на нее – в этом заключалась его игра. Гейдж не позволит ему выиграть на первом этапе охоты.

– Где вы взяли приманку? – спросила Оливия. – Для форели в Броукен-Бар она не подходит. Это наживка для стальноголового лосося.

Он кивнул.

– Друг подарил. Это был один из подарков в честь моего выхода на пенсию, вместе с удилищем. Мой приятель сказал, что этот дизайн был очень популярен прошлой осенью на севере, когда стальноголовый лосось шел на нерест. Судя по всему, эта наживка отлично работает.

– Интересный дизайн. – Оливия все еще всматривалась в лицо Гейджа, пытаясь понять, где обман.

– Да, верно.

Она замялась, потом поставила ногу в стремя и взлетела в седло. Она погладила кобылу по шее, робко улыбнулась. Гейдж увидел в ее глазах облегчение.

– Спасибо, – поблагодарила Оливия, трогаясь с места.

– Подождите…

Она снова остановила лошадь. Та пошла боком.

– Вы можете поработать нашим инструктором по рыбной ловле, скажем, сегодня во второй половине дня?

– Честно говоря, осенью мы не оказываем такую услугу.

– Хотя бы час, не больше. – Гейдж снова бросил взгляд на домик. – Тори не помешало бы женское общество.

Оливия заколебалась, потом улыбнулась.

– Разумеется. Но сначала мне нужно сделать несколько дел. Как насчет четырех часов? Встретимся на причале. – Она указала на причал рядом с бельведером. – Мы успеем вернуться к горячему ужину и напиткам.

– Звучит хорошо. – Гейдж улыбнулся и похлопал кобылу по шее. – Даже очень хорошо.

– Скажите Тори, чтобы она оделась потеплее. На закате в это время года на озере становится по-настоящему холодно.

Глаза Оливии потеплели. Она развернула кобылу и поскакала прочь. У Гейджа защемило сердце, когда он посмотрел ей вслед. За Оливией бежал ее пес.

Она занимала такое большое место в жизни Гейджа, что ему казалось, будто он ее давно знает. Близко знает. Она была как член семьи.

«Ты поступаешь правильно. Ты все исправишь. Ради нее. Ради Тори. Тебе только нужно сохранять ясность ума, потому что он рядом, он наблюдает… и скоро он сделает следующий ход…»

* * *

Вдоль дороги к старому амбару стояла высокая сухая трава, она слегка похрустывала на ветру. По внешним стенам строения поднимался виноград. Дверь скрипнула, когда Коул распахнул ее. Он на мгновение замер перед тем, как войти.

Именно тут он провел бо́льшую часть своей юности, возясь с механизмами, разбирая их, чтобы посмотреть, сможет ли он заново все собрать. Сюда он тайком приносил сначала пиво, а потом и водку.

В этом амбаре он поцеловал свою первую подружку. Это была Амелия из школы. Как-то раз жарким днем их выследили Клейтон Форбс и Такер Каррик, они избили Коула и сломали ему нос за то, что он «увел девушку Форбса».

Коул шагнул внутрь, сквозняки шевелили паутину, слегка колыхавшуюся, когда он проходил мимо. Он пригнулся, когда над его головой с шумом пролетели ласточки. Они сорвались с балок и вылетели в дверь. Сердце забилось сильнее. В лучах света, пробивавшихся сквозь щели между брусьями и обшивкой, танцевали пылинки. На чердаке было полно старой соломы. Он чувствовал запах гнили.

Мяукнула кошка и спряталась за старым жестяным цилиндром. Коул распахнул настежь другую дверь, чтобы ему хватило места для маневра, когда он будет загонять в амбар свой самолет. Он очень удивился, увидев, что старый грузовик все еще стоит на прежнем месте. Его вытащили из реки: в кабине были мать и Джимми. Они утонули. Коул медленно подошел к автомобилю, чувствуя ледяную пустоту в желудке.

Тот факт, что его не сдали на металлолом, был ярким свидетельством, насколько сильно его отец цеплялся за былую горечь и боль. Как будто, избавившись от разбитого грузовика, он каким-то образом оскорбил бы память Грейс и Джимми. Или простил бы Коула за то, что его действия стали причиной их гибели.

Воспоминания о прошлом разрастались в голове Коула, словно морозный рисунок на стекле. Он чувствовал даже запах того дня. Холодный, кристально чистый воздух, высокие сугробы. Он вел машину вдоль замерзшей реки, показывая, на что способен отреставрированный им с такой любовью грузовик 1950-х годов. Коул вдруг снова услышал смех Джимми на стропилах амбара, увидел улыбку матери в кухне большого дома. Коул сглотнул. Тут жили призраки, а он их потревожил.

И они напомнили ему, что хорошая жизнь закончилась в тот день. Это было до несчастного случая. А потом все изменилось.

Почти против воли Коул протянул руку и положил ладонь на ржавый металл старого грузовика. Он был шероховатым, покрытым пузырями, краска облезала. И Коул оказался еще дальше в прошлом, увидел, как его маленький брат сидит на стоге соломы в этом амбаре. Он болтал худыми ногами с острыми коленками, глядя, как его старший брат изображал обезьяну. Снаружи стрекотали кузнечики, день был жарким, душным.

У Коула так сильно сдавило сердце, что на какое-то мгновение он перестал дышать.

Его внимание привлек блеск в соломе. Коул нагнулся и подобрал пуговицу.