Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С гостиницей в Бухаре тоже ничего не вышло; бухарские власти предложили нам разместиться в школе, разорённой по случаю капремонта. Там, среди разгрома и мусора, мы обнаружили железные кровати с пружинными сетками; при этом рамы в оконных проёмах отсутствовали, а непуганые мыши бегали под ногами.
Девушка из Бухары
Мы повесили наши рюкзаки повыше на стены, однако ночью голодные мыши бегали по нашим спинам и даже пытались прыгать вверх, чтоб достать до рюкзаков, где хранились остатки московской копчёной колбасы.
Нас вдохновила необычность, своеобразие местного быта. Рисовали мы взахлёб, соревнуясь друг с другом. С утра мы расходились в разные стороны, работали весь день. Собирались вечером где-нибудь в харчевне или чайхане, показывая свой дневной «улов».
Как-то раз мы набрели на цыганское поселение в глубоком овраге. Тут был свой особенный быт. Потом, по пути нам попался еврейский квартал.
Одного старого бухарского еврея мы с большим трудом упросили нам позировать, пообещав ему подарить его портрет. Он неохотно согласился. Правда, он подумал, что мы его сфотографируем, и это произойдёт быстро, но трудно описать его разочарование и досаду, когда мы заставили его сидеть около часа неподвижно. К сожалению, нам не хватило времени, чтобы закончить портрет, и мы попросили его продолжить позирование на следующий день. Но на другой день мы застали его «больным», лежащим под одеялом. Однако после долгих уговоров, он всё-таки нам уступил, и вылез из-под одеяла… в сапогах.
Каракалпак
Везде мы искали узбекскую народную керамику, но в основном попадались только скучные однотипные фабричные изделия. На наши вопросы нам отвечали, что промысел этот давно зачах, что Узбекистан давно перешёл на фабричный стандарт, но возможно, где-то в провинции ещё что-то можно обнаружить, и нас направили в «захолустье» — в Янгиарыкский район.
Добравшись до района, мы узнали, что единственный магазин, когда-то торговавший подобными изделиями, закрылся, а непроданный товар хранится на складе. Мы проявили настойчивость, нашли склад и кладовщика, открыли помещение, и были вознаграждены за своё упорство. В тёмном сарае на полу была навалена груда тарелок, стоявших одна на другой. Наконец мы нашли именно то, что нужно. Это живое рукоделие поразило нас тонкостью работы и большим разнообразием. Среди утвари не нашлось двух одинаковых тарелок, они отличались друг от друга орнаментом, мотивом, размером, формой и даже цветом. Тут были и средние тарелки под плов, и маленькие пиалы, и огромные блюда для торжественных случаев. Чаще всего в основе украшения блюда использовались крестообразный орнаментальный узор и круговое бортовое украшение. Но помимо орнаментов иногда попадались и изображения (очень условные) рыб и даже пауков.
Из домашней коллекции керамики
Мы набрали много керамики. Стоило это очень дёшево, кое-что — бесплатно. Но встал вопрос — как хрупкую посуду доставить в Москву. В этом нам помогли, дали ящики и много хлопка для сохранности. Разложив тарелки по ящикам, с трудом перенесли их на почту, и отправили в столицу медленной скоростью. Вернувшись в Москву, мы около месяца ждали ценный багаж. И из тридцати тарелок разбилась только одна, что не могло нас не порадовать.
Последним крупным городом Узбекистана на нашем пути была Хива. Здесь мы задержались до ноября. Город находится в стороне от европейской цивилизации, поэтому он наиболее полно сохранил свои средневековые черты. В то время стояла ясная солнечная погода. В пейзаже была видимость жаркого лета, но в действительности было уже прохладно, а по ночам температура опускалась до отрицательных значений. Огромные многовековые деревья стояли в ржавой бронзе. Красота поразительная. Мечети и отдельные столбы минаретов создавали причудливый силуэт на фоне почти прозрачного неба. Дома, сросшиеся друг с другом боковыми стенками, смотрели на нас тёмными нишами с одной резной колонной посередине в виде буквы «Т». Множество разных саманных перегородок — всё это переплеталось в затейливом ритме.
Узбекские гончары
Как ни странно, керамический промысел здесь процветал, а фабричный фаянс был в дефиците. На базаре можно было свободно купить любую глиняную посуду, украшенную голубым рисунком. Мы сразу познакомились с местными мастерами-керамистами. Эти мастера подразделялись на тех, кто создаёт тарелки на гончарном круге, и тех, кто потом эти тарелки расписывает и обжигает.
Один из них, по имени Малдарбек, приютил нас в своём доме. Он оказался «художником». У него во дворе стояла печь, которую разжигали только по мере надобности, перед большим базарным днём. Наш хозяин жил в довольно просторном жилище вдвоём с женой. Это была бездетная пара. В таких случаях на Востоке мужчина может взять в жёны вторую жену, поскольку для них престижно иметь много детей. Но Малдарбек смирился с отсутствием детей. Он был к нам очень расположен, кормил вкусно, при этом денег не брал, поскольку чтил Коран.
Мы писали и рисовали весь световой день и возвращались к Малдарбеку уже под вечер. Рассаживались на войлочных кошмах, пили чай и вели долгие разговоры с любезным хозяином, который расспрашивал нас о Москве всё больше с коммерческим уклоном. Предметом его интересов была фаянсовая чайная посуда. Он предлагал нам заняться бизнесом. В Хиве этот предмет был почему-то в большом спросе.
Его тихая и скромная жена ухаживала за нами за столом, но ни в трапезе, ни в беседах не участвовала.
Хива. Осень
Наконец настал день, когда растопили гончарную печь, и начали расписывать тарелки. Краска была коричневая, но нас предупредили, что после обжига рисунок приобретёт голубой цвет. Всю посуду красили только в один цвет. Малдарбек с приятелем-подмастерьем взялись за работу; обмакнув кисть с длинным ворсом в плошку, мастера создавали узор в ложе блюда и орнамент по краям.
Большого разнообразия мы не заметили. Менялись варианты только крестообразного цветка. Мы захотели попробовать свои силы в этом искусстве. Нам великодушно разрешили. К сожалению, ничего путного ни у одного из нас не получилось. Всё, что мы изобразили, оказалось чуждо и неорганично данному жанру.
