Я приподнял дверь на пару дюймов. Наблюдение первое: фургон не взорвался. Знаю, это звучит глупо, но в голове у меня прокрутилось много разных сценариев, и предположение, что эта штука начинена взрывчаткой и взлетит на воздух, стыдно признаться, было далеко не самым нелепым. Дверцу я тянул вверх так медленно не специально, просто весь ее механизм и места соединения деталей сильно замерзли. Потребовались немалые усилия, чтобы поднять дверцу на достаточную высоту и увидеть сквозь щель темноту внутри. Руки без перчаток жгло от прикосновения к ледяному металлу. Я собирался поднажать еще, но тут чья-то рука остановила меня.

– Может быть, это предназначено только для тебя, – сказала Эрин. – Поначалу.

Она явно знала что-то о содержимом фургона. В конце концов, кто, как не она, помогал Майклу «откопать» это. Она думала, там деньги или какие-то ценности и, видимо, учитывая необходимость везти груз в кузове фургона, полагала, что их там много. Майкл сказал, чтобы я доверяла только тебе. То же самое было сказано и мне: я – единственный, на кого он может положиться, так как дал против него показания в суде. Он позволил, чтобы его засадили в вонючий ящик с носками только для того, чтобы без посторонних отдать мне ключи от машины. София и Кроуфорд не должны видеть, что в фургоне. Эрин права.

– Мне нужна минутка, чтобы взглянуть самому. – Я возвысил голос над ветром. – Гм… вдруг это небезопасно.

Отмазка была так себе. София выкатила глаза. Интересно, что ее раздражало сильнее: исключение из числа доверенных лиц или то, что каждый раз, как я становился на сторону Эрин или Майкла, она все дальше отодвигалась от денег. Мне пришло в голову, что, вероятно, поэтому она и вмешалась в наш разговор у трупа именно в тот момент, когда мы с Эрин нашли общий язык и стали действовать заодно. От Кроуфорда я ожидал большего сопротивления по самым разным причинам (цепочка улик, свидетелей, любое сходство с работой опытного полицейского), но, кажется, он оставил всякие попытки изображать из себя настоящего копа. Эрин отогнала их обоих за фургон, и, еще пару раз поднажав на заледеневшую и трещавшую на морозе дверцу, я открыл ее.

Снег до сих пор валил так густо и небо было таким серым, что даже при открытой задней двери в глубине фургона мало что можно было разглядеть. На стенках висели стропы и веревки для крепления перевозимой мебели. Но дальше я увидел некий крупногабаритный предмет весьма специфической формы. Он напоминал…

Я не мог сказать точно, нужно было рассмотреть поближе. Я забрался в кузов, фургон скрипнул и пружинисто качнулся на рессорах. Воздух внутри был затхлый и пах, помимо всего прочего, свежей землей. Мы кое-что откопали.

Глаза привыкли к сумраку. Из всех вещей, которые, по моим представлениям, могли бы находиться в машине Майкла, свидетельствовать о его невиновности и говорить о том, где он провел прошлую ночь, эта даже не пришла мне в голову. Несколько секунд я стоял, совершенно ошарашенный, пока кто-то вдруг не стукнул в стенку фургона.

– Ну что там? – раздался приглушенный голос Софии.

Я подошел к двери и опустил ее вниз, запирая себя в темноте. Эрин права. Это предназначалось для меня, и только для меня.

По углам гроб был запачкан грязью. Это объясняло стоявший в кузове запах свежей земли. Я осмотрел саркофаг при свете фонарика из телефона (батарея: 37 %). С виду дорогой, сделан из прочного дерева, вероятно дуба, хорошо залакирован, а потому не слишком сильно пострадал, с обеих сторон имелись изящные хромированные ручки. Новым он не выглядел, но и столетним тоже не казался. Определить возраст было трудно. Люси порадуется: как бы далеко ни зашло у Майкла и Эрин дело с окончательным заключением брака, гробокопательство обеспечивало им хорошее алиби.

Первой моей мыслью было: это гроб Холтона. Ничего другого мне просто не приходило в голову. Ну кого еще мог бы откопать мой брат? К тому же в таком предположении крылась милая закольцованная ирония, так как именно Алана Майкл хотел похоронить. Но гроб этот явно был сделан напоказ, он должен был произвести впечатление, стоять открытым, чтобы с покойным могли попрощаться родные и знакомые. Учитывая слова Майкла, что Алан был должен половине тюремного населения, не думаю, что кто-нибудь раскошелился бы на такое роскошное погребение для него.

Проходя мимо гроба, я, слегка прикасаясь к нему, вел пальцами по дереву. Оси фургона скрипели, пока я перемещал свой вес по металлическому полу. Я заметил, что гвозди, которыми заколотили крышку гроба вдоль края, вытащены, то есть ее можно открыть. До меня дошло, что это, может быть, и не гроб вовсе, а замаскированный таким образом тайник, и, вероятно, Майкл уже забрал оттуда, что хотел. Гробы ведь используют как тайники, верно? Но если все так и Майкл уже опустошил подземное хранилище, зачем ему нужно, чтобы я его увидел? А если внутри все-таки лежит человек, как я смогу определить, кто это, когда он пролежал под землей много лет? Кучка костей ничего мне не объяснит, по ним не определишь, чьи они. Пока я обдумывал все это, мои пальцы наткнулись на какую-то грубую выемку в полированном дереве. Метка. Я посветил на нее фонариком (батарея: 36 %).

На дереве был вырезан знак бесконечности.

Вдруг я вспомнил. Официальные похороны, требующие накрытого бархатом гроба. Швейцарский армейский нож, выцарапывающий на дереве символ вечных уз. Прижатые к груди головные уборы, белые перчатки и золотые пуговицы. В своей способности опознать лежавшие внутри кости я сомневался, но гроб узнал.

Майкл и Эрин откопали напарника Алана Холтона: полицейского, которого застрелил мой отец.

Я понимал, что нужно открыть этот ящик. Будь проклята Пандора!

Крышки гробов чертовски тяжелые: фасонистые, к тому же оббиты изнутри свинцом, чтобы не дать вам просочиться сквозь дерево, когда вы разжижитесь, и, помимо тяжести, пазы коробятся от сырости и давления сверху шести футов земли. Трупное окоченение неодушевленного предмета. Если Майкл до сих пор не открывал ее, мне это сделать не удастся без помощи посторонних. Чтобы затащить такую махину в кузов фургона, Майкл и Эрин, должно быть, использовали систему блоков и стропы из тех, что висели на стенах.

Так как я был один, то решил, что смогу поднять крышку, если встану со стороны петель, нагнусь над гробом, поддену край крышки пальцами и потяну ее вверх и назад, навалившись всем своим весом. Проблема усугублялась холодом: внутри четырех металлических стенок, в горах, кузов фургона вполне мог служить морозильной камерой. Я пыхтел от натуги, и мое дыхание сгустками пара вылетало в задубелый воздух, пока крышка со скрипом, мучительно медленно отрывалась от гроба на первые несколько сантиметров, но наконец сила инерции пересилила вес и крышка подскочила вверх, едва не свалив меня с ног и не перевернув гроб. К счастью, мне не пришлось танцевать танго со скелетом: ящик с костями слегка накренился в мою сторону, но устоял. Фургон опять застонал, будто молил меня больше не скакать туда-сюда, как кенгуру.

Я посветил в гроб фонариком (батарея: 31 %).