Канель, вместе со своим собратом по профессии Делоншамом, хотел издавать сочинения великих классиков. Это должны были быть роскошные издания, напечатанные на веленевой бумаге тиражом в три тысячи экземпляров. Текст, набранный самым мелким шрифтом в две колонки, украшали виньетки работы Девериа. Бальзак стал акционером этого предприятия и вручил Канелю 6 тысяч франков, взятых в долг у Жана-Луи Анри Дассонвилля де Ружмона, друга Бернара-Франсуа. Этот благородный человек хотел «обеспечить» Бальзаку «успешное начинание в делах»; взамен он «ожидал, учитывая необычайную порядочность своего протеже, получить материальные гарантии», проще говоря, де Ружмон рассчитывал неплохо заработать.

19 апреля 1825 года Бальзак и три его компаньона основали акционерное общество для издания собраний сочинений Мольера. Они считали себя «настойчивыми и мужественными», ожидая от своего предприятия «славы и прибыли».

Они уверенно смотрели в будущее. После Мольера госпожа де Берни согласилась финансировать издание произведений Лафонтена. Для этого требовалось более девяти тысяч франков. Долг Бальзака составлял уже 16 122 франка.

Издание Мольера обернулось сокрушительной катастрофой: только 20 экземпляров нашли себе покупателей!

1 мая 1826 года соучредители бросили Бальзака на произвол судьбы. Он остался один на один с долгами за бумагу, печать, гравировку, тиснение, переплет…

Ведут ли ошибки к раскаянию? Только не Бальзака. Он был слишком уверен в себе, чтобы отступать. К тому же он не понимал разницы между настойчивостью и упрямством. Издание книг обходилось дорого. Чтобы сократить расходы, Бальзак решил обзавестись собственной типографией. 15 июня 1827 года вместе с Андре Барбье, служившим ранее мастером в типографии Тастю, он создал шрифтолитейное предприятие на деньги госпожи де Берни. Господин де Берни предпринял необходимые меры в министерстве внутренних дел, чтобы Оноре получил патент типографа: «Семья де Бальзак пользуется уважением в обществе. Поведение сына благонадежно».

Книгоиздатель-книготорговец Бодуэн приобрел оставшиеся экземпляры сочинений Мольера и Лафонтена и выкупил у Бальзака право на допечатывание тиража. Но заплатил он векселями книжных магазинов, потерпевших банкротство. В качестве возмещения ущерба Бальзак получил со складов магазинов книги. Эти книги положили начало его обширной библиотеке: Сервантес, Мольер, Вольтер, Дидро, Руссо, «Тысяча и одна ночь».

Типография была куплена на ссуду, которую согласилась предоставить Бальзаку Жозефина Деланнуа, дочь банкира Думерка, на которого продолжительное время работал Бернар-Франсуа.

Бальзак начал свое дело уже обремененный долгом в 65 тысяч франков. Но он был художником и для него имели значение только замыслы и намерения, а для его кредиторов, напротив, были важны результаты. Впрочем, Бальзак сиял от счастья. И все его близкие искренне полагали, что «наконец-то свершилось!» Одна Лоранса призывала брата к осмотрительности: «Состояние сколачивают только занявшись коммерческими операциями. Но никто не знает точного числа людей, разорившихся на этом поприще».

В типографии Бальзака на улице Марэ-Сен-Жермен (ныне улица Висконти) было занято 36 рабочих; в том же самом году в типографии Дидо трудилось 200 рабочих. А в типографии Эвера — 500.

Бальзака-издателя можно охарактеризовать следующими словами: он замахнулся на великое.

1 августа 1827 года Бальзак обзавелся шрифтолитейным и гравировальным станками, политипами.

18 сентября Бальзак приобретает «отборную партию» оборудования бывшего шрифтолитейного завода Жилле-сына.

С помощью молодого типографа Барбье, которому Бальзак заплатил 12 тысяч франков только за то, чтобы тот оставил прежнее место работы, он обустроил современное предприятие. В его распоряжении находились 7 печатных прессов, один лощильный пресс, 600 книг, напечатанных цицеро, 400 книг, напечатанных петитом, и 11 тысяч книг, напечатанных антиквой.

В то же самое время Бальзак купил у Пьера Дюрушайя стереотипы последней модели. Стереотипы заметно облегчили процесс печатания: изготовленные из металлических сплавов, они просто накладывались на мягкую материю. Хотя печатники и продолжали говорить о типографских шрифтах, отлитых из свинца, в новых типографских кассах доля свинца заметно упала.

Бальзак был одержим идеей выпустить каталог всех технических средств, которыми располагала его типография; он планировал издавать произведения как классиков, так и современных писателей; он намеревался печатать произведения XVI–XVIII веков, определив для каждого века свой шрифт и сорт бумаги; он собрал образцы всех типографских заставок и виньеток, ритуальной символики, астрономических знаков и мифологических сюжетов.

Но наступили не самые лучшие для книгопечатания времена. В 1826 году Виктор Гюго писал: «Книжная торговля почти полностью парализована».

29 декабря 1826 года хранитель печати Пейронне внес на рассмотрение правительства закон о прессе.

Для того чтобы установить жесткий контроль за прессой, власти увеличили размеры гербового сбора, мотивируя свой поступок необходимостью улучшить деятельность почтового ведомства. Стоимость газетной подписки возросла вдвое. Правительство решило также повысить налоги, чтобы наконец исчезло «великое множество газетенок, это призрачное порождение самой омерзительной вседозволенности». Да и сам процесс прохождения цензуры подвергся реформированию. Теперь официальные инстанции предварительно знакомились с каждым печатным изданием. Эта мера обязывала главных редакторов газет предоставлять копии публикаций за 5–10 дней до выхода номера в свет. Нарушителям грозили штраф в три тысячи франков, закрытие печатного органа без права возобновления его деятельности, тюрьма за нанесение тяжкого оскорбления королю, принцам и представителям государственной власти.

Закон о печати душил издательское дело, ибо именно небольшие газеты, в первую очередь подвергнувшиеся преследованиям, публиковали новости литературы и культуры, критические обзоры, отрывки из новых книг.

Уже в 1813 году Бенжамен Констан говорил: «Существуют два вида варварства. Один из них предшествовал Веку просвещения, другой следует за ним». Нет ничего хуже второго вида варварства. Он вынуждает идти на попятную. Казимир Перье в 1826 году с сожалением констатировал, что «издательское дело во Франции уничтожено в пользу Бельгии, где, само собой разумеется, французское законодательство, ставящее под удар книгоиздательскую индустрию, не применяется».

Палата депутатов, не щадя правительство, с 12 февраля по 12 марта 1827 года вела ожесточенные дебаты.

Либеральная оппозиция иронизировала: «Библиотеки и книги обрели пристанище в умах. Вот откуда их следует непременно изгнать! Вы уже подготовили проект соответствующего закона? До тех пор, пока мы не будем иметь то, что знаем, мы будем плохо расположены к тупости и рабству».

Правые депутаты-легитимисты хотели, чтобы последнее слово осталось за ними: они предлагали составить список запрещенных книг, «как это сделано было в Риме». «Необходимо преследовать все плохие книги, не делая исключения даже для Вольтера».