Потом начала облачаться Василиса, но почему‑то застеснялась:

– Отвернись!

– Это почему ещё?

– У тебя взгляд такой, что в нём фехтования ни на грамм.

Моя милая довольно быстро облачилась в традиционную броню нашего клана, наверное, у неё имелся какой‑то опыт – одних знаний тут мало, требуются навыки, автоматизм. Пока я стоял отвернувшись, подумал: вероятно, цельные рыцарские латы одевать легче, но вот такая броня из отдельных компонентов наверняка удобнее в бою: не так сковывает движения, да и особой тяжести я не чувствовал. Самым неудобным из всего набора оказался шлем: он упорно не хотел сидеть на голове и постоянно норовил сбиться набекрень.

Выйдя из избушки, Василиса взяла меня за руку, два шага, и мы вышли на плац – удивлению моему не было предела! Может, это место называлось как‑то по‑другому, но я для себя окрестил его именно так, оказывается, в тихом уголке Заповедного леса имелась и такая полянка, приспособленная для тренировок воинов. На ровном лугу с короткой травой, словно её регулярно косили, стояли деревянные и соломенные чучела противников, а рядом с лесом, под навесом, имелась пирамида с учебным оружием. В ней хранились макеты всевозможного холодного оружия: мечи, большие и малые пики‑копья, луки, стрелы, цепы, булавы и ещё куча такого вооружения, о котором я и не знал ничего толком. Всё почти как настоящее, но тупое – нам бы с Венькой в детстве такое богатство!

Василиса подошла к пирамиде и уверенно достала два деревянных меча, по размеру близких к кладенцу. Выйдя на середину поляны, она кинула мне один и приказала:

– Нападай!

– Ты что? Я же занимался фехтованием и могу тебя ушибить.

– Ах, даже так? Тогда держись!

Моя умная добрая жена вдруг стремительно бросилась на меня, сделала ложный выпад, ушла от моей «четвёрки» и нанесла коварный удар в руку, от которого я еле успел уйти! Хоть меч был и учебный, но получить им можно очень неслабо, даже невзирая на латы, ведь прикрывали они не всё, я с детства помнил, какие чудесные фингалы остаются от деревянного оружия! Поэтому пришлось собраться и защищаться по‑настоящему, вот только нападать я старался осторожно – не хватало только синяков на теле моей ненаглядной.

– Ты меня решил оскорбить тем, что бьешься со мной в неполную силу? – возмутилась Василиса после моего удара, который я остановил, не доведя до цели.

– Нет, тебя жалею.

– А ну бейся по‑настоящему, негодяй!

– Вот как ты обо мне думаешь? – возмутился я и пропустил ещё одну коварную атаку снизу вверх. Память услужливо подсказала, что у японских самураев такой удар назывался «кири‑аге», но откуда моя милая знает такой приём? Где мы, а где самураи! Да и глаза у неё отнюдь не узкие. Я попытался пошутить на эту тему, но Василиса меня оборвала:

– Молчи и сражайся, а если боишься, что жена у тебя окажется вся в синяках, то не волнуйся – я их вылечу.

Пропустив ещё серию ударов, я постепенно стал приспосабливаться к её стилю ведения боя. Вот уж не ожидал от моей жены, что она умеет так здорово фехтовать, причём её стиль сильно отличался от того, что мне показывали в секции, и от того, что мы вытворяли во дворе. В её технике присутствовало много обманных движений и коварных коротких ударов – она начинала атаку, а заметив мою правильную защиту, тут же всё меняла и направляла движение в другую сторону, и так несколько раз. Но если я что‑то делал не так или слегка запаздывал, то она это тут же использовала и проводила атаку до конца! А ещё, когда я отбивал её удар, она как бы тормозила меч о мой клинок и моментально выполняла короткий колющий или режущий удар, направленный мне в руку. Защититься от такого мне удавалось с трудом – у деревянного меча, как и у настоящего кладенца, гарда отсутствовала напрочь, частично её функции выполняла ратная перчатка из кольчуги с пластинами, но каждый удар по ней отдавался болью. В итоге я отступал, забывал о дистанции и пропускал новые удары, и всё это Василиса коротко комментировала:

– Не раскрывайся! Куда остриё отвёл? Не перекручивай! Видишь – ухожу, уменьшай силу, а то унесёт!

То есть и терминология у неё отличалась от того, что я изучал в секции фехтования. Минут через десять я приноровился и перестал пропускать удары, мало того, попробовал использовать её же приемы, но тут меня ждало большое разочарование: мои атаки встречала непробиваемая защита! Двадцать минут мы рубились, не нанеся друг другу ни одного удара на поражение, поэтому я попробовал сменить тактику: начал вспоминать стародавние уроки исторического фехтования и пробовал применять уже не шпажные уловки. Один финт сработал: мне удалось взять её меч на круг шесть и вместо укола, к которому она была готова, быстро шагнуть вперёд, схватить её за запястье правой руки и нанести косой рубящий удар в голову. Василиса начала уклоняться, но не успела – удар пришёлся частично на шлем, а оттуда мой меч соскользнул на её чудненький носик. Я испугался, опустил клинок, бросился к ней и тут же пропустил ответную атаку – деревянное лезвие ударило меня в переносицу так, что в глазах потемнело. Благо, что оружие учебное, сложно сказать, что осталось бы от моей головы, пропусти я такой удар в настоящем бою. В глазах расплылись красные круги, а в гудящих ушах, словно откуда‑то издалека, раздался голос Василисы:

– Ты убит!

Вот это да! Такого туше от моей милой я не ожидал. Мне ничего не оставалось, как забыть про уязвлённое самолюбие и признать поражение:

– Слушай, а ты здорово умеешь сражаться, даже и не ожидал!

– Меня с детства учили вместо физзарядки. Ты тоже хорошо бился, я думала, что и двух минут не выстоишь.

– Так я же говорил, что мы много занимались фехтованием, кстати, вместе с тем же Венькой и начинали. Только у тебя стиль очень отличается от тех, что я знаю.

– Это ратное искусство нашего клана. Ладно, пошли к источнику, надо носы подлечить. Ох, сколько раз мне баба Вера лицо в кровь разбивала, пока я училась!

– А у меня, наверное, нос сломан.

– Вот уж это не проблема: сейчас подправлю, и станет ровнее прежнего.

– Слушай, а получается, что только ты одна и осталась, кто владеет техникой боя клана Заповедного леса? Единственный мастер этого стиля?

– Нет, баба Вера умеет, причём гораздо лучше меня. Это я против неё двух минут не выдерживаю. И то только потому, что она мне время на адаптацию даёт, прежде чем начинает в полную силу биться.

Я не прекращал удивляться: вроде уже давно здесь живу, всё про всех знаю, но регулярно находится что‑то такое, от чего у меня челюсть сама по себе отвисает и не закрывается. Интересно, а сколько же надо здесь прожить, чтобы уже ничему не удивляться?

Придя в избушку, я собрался чистить латы, но Василиса меня остановила:

– Не надо, на них заклинание против крови, пота и грязи, в следующий раз достанешь – будут опять как новенькие.