Как далеко не по каждому портрету можно судить о красоте человека, так и далеко не каждый рисунок дает четкое представление о фортификационном сооружении, которое нужно либо разрушить, либо осадить, либо тайно миновать. Одни творцы заигрываются с фантазией и преломляют действительность через свое далеко не всегда здоровое сознание, другим же свойственно откровенно халтурить, опуская неброские, но важные детали, скрадывая недостатки и не считая зазорным нарушить масштаб. Желание приукрасить вместе со стремлением привнести что-то свое лежат в основе высокого искусства, но уж очень вредят реальной действительности. Основываться только на них – все равно что учиться ездить верхом, скача на деревянном коне, или размахивать в бою тренировочным затупленным оружием.

Когда знающему толк в устройстве крепостей и в ведении войн солдату иль офицеру говорят «заградительная линия», то в его голове мгновенно возникает картинка более или менее укрепленного редута. Им может быть каменная стена, окруженная рвом; высокий деревянный частокол; на худой конец обычный завал из подручных средств, чаще всего из обломков скрепленных между собой металлических конструкций и камней. Представшее же глазам Аламеза и его спутников зрелище даже с высокой степенью допущения нельзя было охарактеризовать как нечто «заградительное», да и «линия» была какая-то неказистая, скорее уж представляющая собой петлявшую туда-сюда кривую дугу. Видимо, те, кто складывал камни, перегораживая две трети ширины подземной дороги, даже краем уха не слыхивал о предварительной разметке и о маркерах-шестах, которыми испокон веков пользовались все без исключения зодчие.

Высота сваленных друг на дружку мелких и средних камней, завезенных сюда явно с одного из карьеров, не доходила взрослому человеку и до колен, а ширина полоски была примерно в полметра. Такое заграждение можно было легко перешагнуть, но не представлялось возможным переехать на груженной товарами телеге. Скорее всего, в этой смехотворной насыпи возникла необходимость только из-за того, что некоторые, утомленные дорогой возницы теряли терпение от длительного простаивания в очереди на досмотр и, подстегнув лошадок хлыстом, с задорным гиканьем да улюлюканьем пытались проехать мимо осматривающих повозки солдат. Чтобы сперва не мучиться, ловя обезумевших смутьянов, а затем не утруждаться их поркой да не составлять бесполезных казенных бумаг, описывающих подобные незначительные происшествия, шеварийцы и насыпали пригорки из камней, оставив для проезда телег лишь узкую полоску дороги, на которой вряд ли уместились бы рядышком две плотно прижатые колесами телеги.

В настоящий момент зона досмотра, как, впрочем, и вся остальная дорога была абсолютно пустой. Гревшиеся возле костерка солдаты да и троица служивых во главе с сержантом, трапезничавшие за столом, на котором обычно проезжавшие выкладывали для досмотра свои личные вещи, были очень удивлены, увидев на дороге четверых путников, идущих не к карьерам, а в противоположном направлении. Трое из семерых даже привстали и сделали пару шагов чужакам навстречу, приняв угрожающие позы и недвусмысленно положив ладони на рукояти мечей, но стоило им лишь разглядеть, что шествие возглавляет не кто иной, как лекарь Гара, тревожные настроения мгновенно исчезли. Солдаты вернулись на прежние места, а усатый сержант даже снизошел до того, чтобы поприветствовать приближающегося великана помахиванием ложки.

– Рожи тупее, еще тупее! Слюну пустить изо рта! – не оборачиваясь, предупредил спутников Гара, когда до поста оставалось не более двадцати – двадцати пяти шагов. – Ближе встаньте, как будто друг дружку плечами поддерживаете, да пошатывайтесь на ходу! Так себя и ведите, покуда я знак условный не подам… но это уж не снаружи, а внутрях самого жилища кровососьего будет.

– Что еще за знак такой? – шепотом спросила Ринва, но шевариец ей не ответил.

Наверное, эти меры предосторожности были излишними, ведь служивые знали не только, кто такой Гара, побывавший на кордоне уже не один десяток раз, но и зачем он привел троицу покачивающихся на ходу горняков. Однако диверсанты решили не рисковать и изобразить одурманенных мастеровых. Лучше всех вжился в образ Вильсет: у него и рожа была куда убедительней, чем у давненько не упражнявшегося в гримасах Аламеза, да и слюна выделялась из перекошенного дурацкой улыбкой рта намного обильней. Ринва же откровенно схалтурила, придав лицу не столько одурманенный, сколько обиженный вид. Как Дарк уже не раз замечал, у красавиц почему-то редко получается корчить дурацкие рожи, и это притом, что глупости они говорят постоянно, причем с очень серьезным, даже напыщенно важным выражением лиц. В общем, если они были бы бродячими актерами, то только Крамберг уберег бы свое слезливое, жалостливое лицо от града гнилых помидоров и тухлых яиц. Но жизнь – не театр, а окружающие – не присматривающиеся к незначительным мелочам зрители! Дежурные беспрепятственно пропустили ведомую Гарой троицу горе-лицедеев внутрь кордона и даже, когда те проходили мимо, старались не поворачивать в их сторону голов, а либо утыкались носами в еще не пустые тарелки, либо откровенно отворачивались.

Проходя мимо, Аламез заметил, что доспехов на солдатах не было, но их одежды в идеальном состоянии, хоть прямо сейчас на парад. Видимо, командовавшие кордоном вампиры строго следили за дисциплиной и не допускали ни малейших отклонений от армейского устава. Зачем они так строго блюли порядок здесь, в далеком-предалеком тылу, где враг мог появиться в самую последнюю очередь, было, в общем-то, не важно, а вот сам факт, что служба на досмотровом кордоне велась в строгом соответствии с уставом, не мог не опечалить. Это означало, что внутри особняка вампиров наверняка дежурят несколько солдат, да и внешний периметр здания охраняет парочка мерно прохаживающихся среди строений караулов. Убить кровососов без шума казалось моррону не просто делом весьма затруднительным, а практически невозможным.

Как ни странно, но план, начертанный Гарой на песке, оказался довольно точным, и, кроме неправильно истолкованных слов эскулапа «заградительная линия», других неточностей или несоответствий Аламезом не было замечено. Сразу за зоной проведения досмотра грузов и вещевых мешков дорога уходила влево и расширялась раза в три, так что ее вновь можно было назвать полноценным трактом. Правую же часть пещеры занимал сам «кордон», бывший весьма своеобразным поселением, которое нельзя было односложно охарактеризовать на привычном армейском языке. На самом деле кордоном пункт досмотра не являлся, поскольку, кроме поста, здесь еще находилось множество хозяйственных построек и жилые строения. Заставой его было тоже не назвать, поскольку границ гарнизон не охранял и укреплением, как таковым, не являлся. Здесь не было даже смотровой башни, не то что частокола и хоть каких-то орудий. Под определение «лагерь» военное поселение также не подходило, поскольку лагерь – пристанище временное и возводится на дни или месяцы, но никак не на долгие годы.

Пройдя мимо чересчур тихой казармы, если учесть, что внутри находилось как минимум три десятка солдат, миновав конюшню, в которой не стояло ни одной лошади, и небольшой скотный двор с одной-единственной свиньей, важно развалившейся посреди зловонной лужи, они вышли к цели. Гара подвел отряд к огромному по меркам подземелья и довольно просторному для любого города дому. Жилище вампиров имело довольно неказистый, кое-где даже обветшалый внешний вид, поскольку на давненько не крашенном фасаде не было ни барельефов, ни резных украшений, да и некоторые камни в кладке стоило уже давно заменить. Однако это было единственное здание во всем обжитом шеварийцами подземелье, про которое Аламез мог сказать, что оно построено основательно, добротно… на века.