Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эви сидела в теплой ванне, положив на веки два толстых огуречных ломтика, и пела, чтобы как-то отвлечься от разбушевавшейся головной боли.
– Мы покорим Манхэттен, и Бронкс, и Статен-Айленд тоже… Да уж, Манхэттен я вчера, похоже, покорила, – пробормотала она про себя. – Но и он… в долгу не остался.
Сделав глубокий вдох, она полностью погрузилась под воду и просидела бы там вечность, но раздался громкий стук в дверь.
– Я купаюсь! – крикнула она.
– Ты долго там еще? – спросил Джерихо.
Эви задумчиво покрутила кран пальцем ноги.
– Сложно сказать.
– Мне надо… ну…
– Вот черт, – вздохнула Эви. – Ладно, ладно! Я не хочу, чтобы ты помер от перитонита, как Валентино. Минутку подожди.
Она сполоснула ломтики огурца под краном, сунула их в рот и выдернула затычку из ванны. Вода стекала, образуя шумную воронку, пока Эви вытиралась и натягивала домашний халат. Затем она с размахом открыла дверь.
– Все для тебя, – сказала она смущенному Джерихо, и он прошел в ванную.
Эви отправилась на кухню, выжала себе стакан апельсинового сока, аккуратно выловила косточки и с наслаждением выпила кисленький целебный нектар вместе с парой таблеток аспирина.
– Ох, святая Мария!
Спустя мгновение из ванной показался хмурый Джерихо.
– Что тебя гложет?
– Ничего.
Он молча сел на диван и принялся возиться со шнуровкой ботинок. Его неодобрение подвисло в воздухе, как густой аромат солей для ванны, которыми только что пользовалась Эви. Она понимающе отнеслась бы к скандалу, но терпеть не могла, если ее молча осуждали. Неприятное чувство начинало разъедать ее изнутри, и она снова становилась маленькой неуклюжей и никому не нужной девочкой. Игнорируя головную боль и надутого Джерихо, Эви весело запела:
– Во всем мире нет лучшей игрушки, чем большой город для парня и девчушки…
– Я только хотел спросить, является ли подобное привычным распорядком твоей жизни, – пробурчал наконец Джерихо.
– Привычным распорядком? Хм-м, знаешь, я бы наверное, еще не отказалась от цирковой обезьянки. Их все так любят.
– И для тебя вся жизнь здесь – лишь одна большая вечеринка?
Эви начала раздражаться. По крайней мере она не боялась выйти в большой мир и начать жить по-настоящему. А Джерихо не видел другой жизни, кроме как сидеть, уткнувшись в старую пыльную книжку, и похоже, что его больше ничего не интересовало.
– Уж лучше так, чем каждую ночь залипать и высиживать непонятные идеи, словно потерянный брат лорда Байрона! И не надо строить обиженное лицо – ты действительно слишком замкнут. И чего в этом хорошего, скажи на милость? Тебе ведь восемнадцать, а не восемьдесят, дружочек! Поживи хоть немножко.
Джерихо рывком поднялся с дивана.
– Пожить немножко?! Немножко пожить? – Он с возмущением выдохнул. – Если бы ты только знала… – Он вдруг осекся, и Эви поняла, что невероятным, просто нечеловеческим усилием воли парень заставил себя успокоиться и замолчать. – А вообще не обращай внимания. Ты все равно не поймешь. Мне пора в музей.
Он подхватил замусоленный томик Ницше и с грохотом захлопнул за собой дверь.
* * *
Эви сидела у постели Мэйбел. Аспирин не помог, но, как настоящая современная девушка, она не собиралась сдаваться и валяться в постели весь день. А вот бедная Мэйбел пала жертвой страшного похмелья. Она лежала в постели, скрючившись, как креветка, и на случай тошноты не выпускала из рук тазика.
– Свежие новости! Сенсационный заголовок всех сегодняшних газет: любовь всей твоей жизни не очень-то одобряет флэпперский образ жизни, – полушепотом, будто открывая страшную тайну, сообщила Эви. – В самом деле, Мэбси! Может быть, ты как следует взвесишь все еще разочек? Он невыносимый зануда.
– Мой желудок тоже не одобряет флэпперский образ жизни, – уныло пробурчала Мэйбел. Она даже не могла оторвать голову от подушки. – Я ни за что в жизни не стану больше пить.
– Пирожок, все так поначалу говорят.
Мэйбел застонала:
– Я серьезно. Никогда еще так паршиво себя не чувствовала. Больше пить не буду. – Она слабо подняла правую руку. – Ты станешь официальной свидетельницей моей клятвы.
– Засвидетельствовано и опубликовано.
Мэйбел уронила руку на одеяло, и вдруг ее лицо скривилось, будто от приступа невыносимой боли. Эви спрыгнула с кровати.
– Что такое? Хочешь дать новый залп?
Мэйбел покопалась под кроватью и вытянула оттуда что-то, отдаленно напоминающее обруч, который Эви вчера надела на нее. Он прогнулся в самом центре – совершенно очевидно, что на него наступили. Часть стразов вывалилась, павлиньи перья печально повисли, словно усталые танцовщицы после гулянки.
– Мне ужасно жаль.
– Ой… – Эви выругалась про себя. Рот Мэйбел задрожал, и Эви поняла, что ее подруга на грани того, чтобы устроить эпохальную истерику, настоящее наводнение. Поэтому она небрежно отбросила обруч в сторону, как мусор. – Это старье? Ты сделала мне услугу, милая. Я уже и не знала, как от него избавиться.
Мэйбел склонила голову набок:
– Ты ведь мне врешь, да?
– Ага.
– Просто чтобы я не расстроилась?
– Нет. Чтобы самой тоже не расстроиться. Иначе я разревусь.
– Спасибо тебе. – Мэйбел грустно улыбнулась и согнула мизинец крючком. – Подружки на всю жизнь?
Эви взяла ее мизинец своим.
– На всю жизнь. – Затем чмокнула Мэйбел в лоб и выключила ночник. – Постарайся хоть немного поспать, пирожок.
Эви вышла из Беннингтона и зашагала по Бродвею, мимо витрин дорогих магазинов. В магазине радио демонстрировали новую модель, включив звук на полную катушку, чтобы привлечь посетителей. Эви на минутку задержалась, чтобы послушать, и принялась подкрашивать губы, глядя на свое отражение в витрине.
– Это Седрик Дональдсон, репортаж прямо с аэропорта Рузвельт-филд, Лонг-Айленд. Всего пару минут назад Джейк Марлоу посадил здесь Американский Флаер, аэроплан собственного изобретения. Вы можете слышать аплодисменты зрителей, собравшихся здесь в этот погожий осенний денек, чтобы поддержать героя-изобретателя! Оркестр высшей школы Бэйсайд играет марш «Звезды и полосы»!
Продавец неодобрительно уставился на Эви через стекло. Она принялась размахивать руками и ногами, делая вид, что марширует, и насмешливо отдала ему честь. Затем неспешно продолжила свой путь. У газетного киоска ее ноги будто приросли к месту. Главная страница «Нью-Йорк Дэйли Миррор» вопила огромными буквами «МАНХЭТТЕНСКИЙ МАНЬЯК СНОВА НАНЕС УДАР!». Она схватила газету и быстро пролистнула на вторую страницу, краем взгляда зацепившись за рекламу «специальных биноклей для наблюдения за Соломоновой кометой».