– Не шевелитесь десять минут, сейчас отпустит, – сухо проинструктировал Граймс, отошел к платяному шкафу и достал из него кожаный чемоданчик. – И в следующий раз, милочка, ищите более безопасное место для поздних романтических встреч. Мое рабочее время давно закончилось!

Граймс запихнул свое тощее, высокое тело в длинное серое пальто и склонился над ассистенткой, закопавшейся в бумаги.

– Я проведаю восьмую палату, мисс Лонгвуд, и домой, – поднял воротник, спрятавшись в пальто по самые кончики ушей. – Если что-то срочное – пишите экстренное в «ящик», адрес я вам оставил. И заприте все, как закончите дежурный обход.

– Хорошо, сир Граймс, – заправив рыжую прядь за ухо, деловито пробормотала целительница. – Обезболивающие артефакты сдам на подзарядку перед уходом. Вы за них сами распишетесь или?..

Она бросила неприязненный взгляд в Райса. Пробурчала себе под нос, что «мрачный тип еще за утреннее обезболивающее не расписался» и что «в Тарлинской лечебнице не было такого бардака, за который в итоге прилетит именно ей». Чем заслужила долгий и тяжелый взгляд темного магистра. И, судорожно вздохнув, снова уткнулась в бумаги.

– Сам. Утром, если не забуду, – док подошел к моей койке и, небрежно сдвинув волосы, проверил шарики. Кивнул удовлетворенно. – Лежите, лежите. Утром явитесь ко мне на осмотр. Сами.

За Граймсом захлопнулась дверь, и я облегченно выдохнула. Минус один диагност – это уже что-то.

Рэдхэйвен набросил на меня одеяло и, к прискорбию, никуда из поля зрения не делся. Так и нависал, загораживая потолок и рассматривая мое лицо. Плотно сжатая челюсть намекала на недовольство. Или это было желание придушить?

– Мы оба поспешили на полигон, едва увидели морок, – проворчал мастер, стряхивая со своего плеча комья серебристой паутинки. – Но я недооценил чувство юмора сира Райса. Зато, пока ждал, тоже вспомнил пару интересных шуток…

С чувством юмора тут у всех беда. Даже у меня уже начинает отказывать.

Зато щекотные бабочки, онемевшие вместе с телом, все еще лениво ползали в животе. И я продолжала глупо улыбаться, глядя в строгие темные глаза.

Глава 18

Глава 18

Нащупав в кармане свернутую пачку йоргенов, я вспомнила встречу с Иллонкой. А ведь пока та штука с щупальцами на меня не полетела, вечер складывался не так и плохо.

Я поцеловалась с Вейном, вернула свои карманные, нашла кое-какие зацепки по совместному проекту. Ужас от встречи с мороком, непонятно откуда взявшиеся чары и болезненный магический откат стерли все приятные ощущения. Но теперь они потихоньку возвращались.

– А вы ловко придумали с душем, – прошептала еле слышно и вряд ли разборчиво: язык тоже онемел.

– Знал, что вам понравится, – мастер почесал щетину и поправил на мне одеяло.

Приятный жест. Необязательный совсем – в кабинете было жарко, как в летний парад светил. Бабочки внутри затрепыхались усерднее, сбрасывая оцепенение от обезболивающего.

Видит Варх, мне было трудно поверить в существование хитанца, заботящегося о ком-то, кроме себя.

– А я сначала решила, что это Кили вас в коридоре зажала… «высочествами» своими… – призналась, плавая в сладком дурмане «Эйфории».

Потянулась к нависавшему Рэдхэйвену пальцами. Пуговички на его рубашке – такие же черные и блестящие, как его глаза, – казались ненастоящими. Бабочковое войско подталкивало меня проверить, точно ли они реальные. Или снова грезятся.

– Высочествами? – недоуменно переспросил он и поймал мои пальцы в воздухе. Положил на свою рубашку, ровно туда, куда я целилась. К черной пуговке. И я аккуратно ее поддела.

Рэдхэйвен даже не дернулся. Словно лучше меня понимал, зачем я эту дурость затеяла. Не для того вовсе, чтобы опередить Килиру и первой заглянуть ему под рубашку. Совсем нет!

Но несносные бабочки устроили своими крыльями в животе форменный пожар. Раз мой карман прожигает увесистая пачка незаслуженных йоргенов, значит, я угадала… Но я не угадывала и не «взвешивала факты». Я знала ответ.

– Летисия их ей потом примнет, она обещала… – задумчиво пробормотала, наблюдая, как он осторожно перемещает мои пальцы ко второй пуговице.

Проклятый мастер смотрел прямо в глаза, жегся взглядом. Грудь под его рубашкой стала вздыматься чаще и хаотичнее.

Я поморгала растерянно. А ведь глаза у него – как тот же Звездносвод. Черные-черные. Но временами – золотые, когда там случается собственный «парад светил».

Игнорируя разум, истошно подающий сигналы бедствия, я расстегнула и вторую пуговицу. И чуть-чуть сдвинула ткань, убеждаясь, что на коже – ни волоска. Еще одна загадка, которую мне точно не стоит разгадывать. Целее буду.

– Здесь есть, – хрипло сообщил Рэдхэйвен, плавно опуская мою руку себе под пупок.

Ощущалось, будто мастер кирпич проглотил – такой твердый был под тканью живот. Варх Всемогущий, что еще входит в его рацион?

– П-проверять не будем, – охнула, одергивая ладонь.

– А я думал, теоретики магии всегда проверяют факты, – бархатно удивился проклятийник, вытаскивая нагревшиеся шарики из-под моего плавящегося затылка.

– Так, похоже, с «Эйфорией» я переборщил! – гаркнул откуда-то Райс и, прищелкнув пальцами по моему виску, резко забрал всех ошалевших бабочек назад.

А мы с ними уже почти сроднились, ей Варху!

Подумалось, что они все переместились теперь к нему в живот. А то, что Райс мрачный такой, как будто у нас прямо в кабинете дождик собирается, – так это просто шифруется. Боится выдать, что у него там фейерверк из чешуекрылых.

– Рэдхэйвен, отлепитесь от моей студентки и возвращайтесь к юбкам Ее Величества, – хмуро бросил темный и опекающе положил руку на мое плечо.

Королевский мастер влетел в него черным взглядом, разбивая вдребезги сгустившийся воздух между ними.

– «Вашей студентки»? – процедил таким тоном, что, останься у меня в животе бабочки, они бы упали замертво.

– Ну не вашей же? – Райс наморщил свой внушительный нос. – У мисс Ламберт большое будущее. Не вздумайте ей его испортить шутки ради, Рэдхэйвен. Скуку убивайте в Хитане, здесь, в Анжаре, другие порядки.

– Вы забываетесь, Райс, – сухо выплюнул проклятийник и наглухо застегнул свою рубашку.

Я мало понимала происходящее, но стало слегка обидно за Рэдхэйвена. Сир Райс ведь не в курсе студенческого пари и не подозревает, чем вызван мой сугубо теоретический интерес к проклятой рубашке и пуговицам. И потому думает о мастере что-то дурное. Но ведь тот сразу сказал: ничего интимного!

Уффф…

Я приподнялась на кушетке на локтях, огляделась, вздохнула, потерла гудящий