Девушка села под деревом на сырую землю и обхватила колени руками. Дождь не прекращался. Крупные капли скатывались по капюшону Лоррен. Февральский день был пасмурным и холодным, и девушка уже начала зябнуть. Но она продолжала неподвижно сидеть, пытаясь успокоиться и привести хаос своих мыслей и чувств хоть в какой-то порядок.

Здесь было ее тайное укрытие, убежище, твердила она себе. Она должна вновь обрести себя и не думать о том кошмаре в который попала. Но сделать это было не так просто, как сказать. Вскоре Лоррен поняла, что ей нужно справиться с проблемами, найти решение. Проблемы? Она задумалась. Нет, проблема была одна — Алан. Это от него она убегала, а он был здесь, на холме, с ней рядом, преследовал ее, невидимый, но близкий.

Лоррен опустила голову на колени и попыталась переступить через свою злость и представить себя в будущем. Да, работу она должна сменить. И будет лучше, если она уйдет из дома. Жить под одной крышей с этим... этим предателем она больше не сможет. Мать скоро выйдет замуж, и они с Джеймсом планируют купить новый дом. Они приглашали Лоррен жить с ними, но она не пойдет на это. Она сделает то, что и все в ее возрасте — снимет квартиру или комнату. Алан? В его планах, вероятно, женитьба на Марго, которая без раздумий покинет Мэттью, как всех остальных своих мужчин, и вернется к единственной настоящей любви — Алану Дерби.

Вдруг раздался звук шагов: кто-то поднимался на холм. Шаги показались ей знакомыми, и Лоррен вгляделась в темноту, напрягая слух. Невидимка шел твердо и уверенно, он хорошо знал, куда держит путь.

Из туманной мороси постепенно проступили очертания фигуры высокого мужчины. Он остановился напротив девушки и пристально и безжалостно смотрел на нее сверху вниз.

— Я так и знал, что найду тебя здесь, — сказал Алан.

— Ты! — выдохнула Лоррен, как тигрица, увидевшая добычу. — Значит, ты так и не оставишь меня одну? Я хочу, чтобы меня никто не беспокоил, слышишь, ты!

Он стоял молча, едва дыша. Лоррен хотела причинить ему боль и в ярости закричала:

— Уходи! Перестань меня мучить! Неужели тебе мало всего, что ты наделал? Не удовлетворен еще? Может, считаешь, что тебе не хватит историй, чтобы на старости лет рассказывать их после обеда? Довольно, уходи!

— Послушай меня, Лоррен, — тихо попросил он. — Дай мне все объяснить...

— Послушать? Тебя? Еще порцию твоей лжи? Позволить тебе спровоцировать меня, чтобы потом опять извратить, вывернуть наизнанку то, что я скажу, и выплеснуть на первую полосу твоей бульварной газетенки? Тираж тогда сразу поднимется!

— Ты закончила? — спросил он почти кротко.

— Нет!

— Ладно! — Он подошел к ней ближе и сел рядом. — Я подожду, продолжай свою тираду.

Лоррен еще крепче обхватила колени. Ей нужно было хоть во что-то вцепиться сейчас, чтобы немного успокоиться.

— Да, я продолжу. Я раскрою тебе секрет, и ты, наверно, будешь ликовать от собственного триумфа. Я расскажу тебе, что ты сделал со мной с того самого момента, как ты вошел в мою жизнь. Ты... ты порвал меня на части. Ты сделал меня одинокой, невыносимо одинокой, и хуже всего — понимающей свое одиночество. Я была такой и прежде, но примирилась с этим. Теперь я этого не хочу. Ты сделал меня беспокойной, расшевелил, вырвал меня из моего сонного царства и лишил меня, одного за другим, всех моих друзей — сначала Хью, затем попытался отобрать Анну, потом Мэттью...

— Скажи мне, — спросил он почти небрежно, — что значил для тебя Мэттью? — Лоррен молчала. — Ты любишь его? — Она не отвечала, и Алан взял Лоррен за подбородок и повернул ее лицо к себе. Его безжалостные изучающие глаза уставились на нее. — Ты любишь его?

— Я еще не закончила. — Лоррен отвернулась и продолжила, игнорируя вопрос. — Ты выбил из-под моих ног опору, разбил уверенность в моих идеях и попытался заменить их новыми, а теперь... я теперь совершенно потерялась. — Ее голос дрожал, она говорила почти шепотом. — Совершенно... — Лоррен глотала слезы. — Ты погубил мою репутацию в школе. Сегодня мне предложили поискать себе другую работу... — Она повернулась к Алану, слезы уже неудержимо текли по ее щекам. — Ты зачинщик всего этого. Ты это сделал. Ты своим изощренным умом выдумал эту безумную газетную статью!

— Ты ошибаешься, Лоррен, очень ошибаешься! — Он уставился в темноту. — Я знаю, ты не поверишь моим объяснениям, но к тому времени, когда я понял, что происходит, события стали необратимыми. Я уже ничего не мог сделать. Поверь мне, если бы остановить выход газеты было в моих силах, я бы это сделал.

— Я тебе поверю?! Поверю, что ты, такой искушенный профессионал, не лжешь? Я не вчера родилась! А как насчет того фото в саду? Кто еще мог сделать его, если не ты?

— Согласен, это моя работа.

— Тогда признайся и в том, что ты показал его своим коллегам и надоумил, как лучше его использовать, что они с радостью и сделали. Попробуй докажи, что это не так!

— Ладно, я попытаюсь. — Алан оперся на локоть и поколебался, прежде чем сделать признание. — Я хранил это фото в своем бумажнике.

— Зачем? — Лоррен стремительно повернулась к нему.

— Зачем? — Алан пожал плечами. — А зачем мужчины обычно хранят фотографии девушек в своих бумажниках?

— Я не сомневаюсь, — усмехнулась Лоррен, — что мое фото было там одним из дюжины. А ты, периодически меняя, показывал их своим дружкам, чтобы произвести впечатление и похвастаться, как много у тебя в запасе «цветочков», как ты их называешь. Я ведь одна из них, правда? Ты сам сказал на Рождество, помнишь?

Алан резко сунул руку в карман, вытащил бумажник и бросил его на траву:

— Загляни внутрь. Посмотри, как много там фотографий девушек, которые я бережно храню.

Лоррен уставилась на бумажник, потом посмотрела на Алана:

— Ты позволяешь мне заглянуть в свой бумажник?

— Да, — усмехнулся он, — я доверяю тебе больше, чем ты мне.

Лоррен протянула руку и подняла портмоне. Она почувствовала гладкость дорогой кожи, уловила запах сигаретного дыма. В нем было так много от Алана, что она почувствовала непреодолимое нелепое желание прижать его к губам. Но вдруг Лоррен поняла, что Алан наблюдает за ней и дал ей свой бумажник специально. Она отбросила его на траву, как будто обожгла пальцы.

— Конечно, ты же вынул все фотографии. Спрятал их до лучших времен в ящике стола, а потом вернешь их на место так же просто, как вытащил.

Резким движением Алан схватил бумажник, засунул его обратно в карман и встал. Никогда прежде Лоррен не видела его таким злым.

— Ядовитости твоего языка достаточно, чтобы превратить сироп в кислоту. Ты уже впитала всю едкость твоих уважаемых старых коллег и стала такой же, как они! Остерегайтесь, моя дорогая мисс Феррерс, — он словно хлестнул Лоррен по лицу, — во внешнем виде, в манерах, в мыслях, в упрямых подозрениях и глухоте к тому, что не хочешь слышать, в сдержанности эмоций и физического влечения ты уже едва ли не точная копия тех, с кем работаешь. — Он безжалостно стегал девушку горькими словами и, поскольку было темно, не видел слез, струящихся по ее щекам. — Я долго, терпеливо и вежливо выслушивал тебя. Выслушал полностью все! Твои же уши для моих объяснений оказались закрыты. Ты не желаешь даже знать мою точку зрения на эту историю. Хочешь быть одна? Отлично! Я оставлю тебя одну. Что касается меня, ты спокойно можешь хранить свое одиночество всю оставшуюся жизнь.