– Не волнуйся, я видела и похуже места в головах своих пациентов. Вдвоем нам будет легче это увидеть, и разобраться в увиденном.

Она была непреклонна, и я набрал Толе сообщить об изменениях в плане наших действий.

На улице стемнело, но на этот раз страх не поглощал меня всецело. Мысль, что мне не придется идти одному, сильно воодушевляла. Мы подъехали к высоким железным воротам психиатрической больницы, и тетя Маша приветливо поздоровалась с охранником.

Мы вошли в здание, и крупный парень заискивающе вывалился из своего окошка, осматривая черный футляр Толиной электрогитары и мою коляску.

– Мария Павловна? Вы куда? И кто эти ребята? – вскоре не выдержал он.

– Владимир, вы слышали когда-нибудь о терапевтических свойствах музыки? – развернулась она, повысив тон, словно собиралась спеть ему серенаду.

Тот только усмехнулся и снова развернул газету.

Мы проследовали сквозь затемненные пролеты к грузовому лифту и вскоре вышли в зловеще зеленый коридор.

– Да тут и без астрала жутко, – процедил Толик.

– Но всё же не так, как там, – задумчиво ответил я, когда оба спутника резко на меня обернулись.

На ровном линолеуме графически отпечатались тени решетчатых окон, и, проехав по ним, я невольно замедлил ход своих колес. Вскоре мы очутились у длинной белой двери и тетя Маша, звеня связкой ключей, в два щелчка её отворила.

Кабинет выглядел намного уютнее, чем я себе много раз представлял, слушая рассказы о ее пациентах. Напротив двери возвышался узкий книжный шкаф, слева от него белела кушетка, справа стоял полный пастельных тонов папок письменный стол, а за ним в свете фонарей желтело вытянутое прямоугольное окно. Посреди больничный линолеум скрашивал пестрый ковер с безусловным преобладанием кроваво-красного цвета. Потянув за тонкую цепочку, тетя Маша включила настольную лампу с зеленым козырьком, и комната наполнилась приятным мягким светом. Толик прошел к окну, заняв его широкий подоконник. Тетя Маша по-хозяйски поменяла обувь и подозвала меня к схеме пожарной эвакуации.

– Смотри, вот здесь находимся мы, а вот тут в восточном крыле, но лишь на последнем этаже одиночка Стаса.

Я просмотрел весь путь из точки «А» в точку «Б» и махнул головой, что понял. Тетя Маша села в свое крутящееся кресло, а я робко выехал на середину комнаты.

– Что дальше? – немного испуганно спросила со своего рабочего места врач психиатр.

– Когда мы выйдем из тела, я буду давать команды. К примеру, если скажу «глаза вниз!», значит в ту же секунду надо опускать взгляд и изо всех сил постараться никому не смотреть в глаза.

– Почему? – растерянно спросила тетя Маша.

– Потому что мертвые могут узнать в нас живых.

Не прошло и дня, как я повторял за Хароном все его предписания, выводя в астрал новичка. Моя тетя прекрасно поняла смысл команды «к телу», что означало вернуться в исходную точку выхода. Однако от команды «в окно», по её телу прошла довольно заметная дрожь.

– Я не понимаю, как это? Как взять и выпрыгнуть в окно?! Это не просто даже, когда полностью осознаешь, что пребываешь во сне. Я уже не говорю про то, что на всех окнах этой больницы крепкие решетки.

– Там будет всё по-другому. На окнах может не быть решеток, да и уличный пейзаж вполне может измениться до неузнаваемости.

Она пожала плечами. Говорить было нечего, пора было идти и увидеть тот мир воочию.

– Тогда начнем? – сидя с готовой гитарой, предложил Толик.

– Я бы хотел прилечь на кушетку, а тетю Машу попрошу сесть рядом и взять меня за руку, – предложил я. – Не хочу, чтоб нас раскидало по разным уровням.

– По разным уровням? А сколько их всего?

И я с видом профессионала ответил:

– Девять вверх и девять вниз!

Вскоре зазвучала струна, и моё нутро завибрировало. Раскачиваясь в бесконечных волнах, я, наконец, понял, что отделился.

Я открыл глаза и сел на кушетке, свесив к полу ноги. Кабинет практически не изменился, приобретя лишь болезненное бирюзовое свечение. На стене вместо репродукции Босха теперь висели старинные часы, стрелки которых застыли ровно на двух. Рядом со мной никого не было, и я испуганно глянул на врачебное кресло, заприметив темный силуэт, склонившийся к столу.

– Тетя Маша?

Она не отвечала. Я глянул на окно, подоконник бы пуст. Осторожно обойдя стол, я слегка тронул ее плечо. Она вздрогнула и резко подняла голову.

– Где я? Мы вышли? – прошептала она.

– Да, вышли, но надо спешить. Время здесь сильно растягивается.

Она поднялась, и направилась следом. Открыв дверь, я остолбенел, не решаясь выйти.

– Антон, – встревожилась она, – что там?

– Тиш-ш-ш-ше-е, – зашипел я.

Тетя Маша коснулась двери, и с любопытством отворила ее шире. Теперь мы вместе могли наблюдать за переполненными больничными коридорами. Тут негде было упасть яблоку, ведь каждый сантиметр этих длинных коридоров был занят бездумно блуждающими в полумраке фигурами. В больничных пижамах, или обычной одежде, с кровавыми пятнами или относительно чистые, тут бродили люди различного возраста и пола. Я повернулся к своей спутнице и дал сигнал, не поднимая глаз, молча следовать за мной. Изучая исключительно рисунок пола и странную обувь блуждающих, я вдруг наткнулся на женские и мужские босые ноги. Они не двигались. Пара просто стояла у нас на пути. Подняв глаза чуть выше, я заметил окровавленную ночную рубашку худощавой женщины и такую же бардовую от крови пижаму ее спутника. Зрелище было не для слабонервных, и я, схватив руку тети Маши, попытался обогнуть препятствие. Однако в следующее мгновение сзади раздался ее тихий «Боже милостивый». Резко обернувшись, я понял, что она смотрит им прямо в лица.

– Глаза вниз! – шептал в истерике я.

Она, наконец, пришла в себя и потупила взор. Но было уже поздно, вслед за нами послышался нарастающий шепот:

– Живые…они живые….

Мы ускорили шаг, быстро продвигаясь в нужное крыло к Стасу, когда я заметил, что армия мертвецов устремилась за нами.

Вскоре на одном из коридорных пересечений я потерял ориентацию, и тетя Маша взяла лидерство. Свернув сначала налево, а потом направо, мы вышли к лестнице. Её ступени были изрядно побиты, а на холодной серой стене синела неумело написанная краской тройка.

– Странно, это совсем не третий этаж, – растерялась тетя Маша.

– В этом мире нет этажей, только уровни. Поднявшись до самого верха по лестнице, мы снова вышли в коридор. Здесь было значительно меньше блуждающих, но теперь мы не поднимали глаз вовсе, чтоб не накликать беду дважды. Вдруг её мягкие велюровые тапочки резко остановились, выдавая тревогу. Я аккуратно поднял глаза, обнаружив впереди обвал здания. Зияющая бездна обрамлялась чередой покореженных арматур и разбитых цементных блоков. И только где-то метрах в двадцати загнувшийся линолеум продолжал свой путь в зелёный сумрак.