— Куда мы едем? — спросил он. Полицейский наступил в лужу и потоптался, отряхивая с сапог воду.

— В покойницкую, — ответил он. И, удобно устроившись на сиденье, принялся насвистывать популярную мелодию.

Кампильо поджидал его в кабинете Института Форенсе. Его лоб под всклокоченным париком покрывали капли пота, пенсне болталось на шнурке. Когда дон Хайме вошел в кабинет, он поднялся ему навстречу, вежливо улыбнувшись.

— Мне очень жаль, дон Хайме, что нам приходится встречаться по два раза на день, да еще при таких печальных обстоятельствах…

Дон Хайме недоверчиво осмотрел кабинет. Он старался взять себя в руки и сохранить уверенность в себе, которая, казалось, таяла с каждой минутой. Происходящее никак не умещалось в границах привычного мира, в котором спокойно протекала его сдержанная внутренняя жизнь.

— Что произошло? — спросил он, с трудом скрывая беспокойство. — Я был у себя дома, занимался важными делами…

Хенаро Кампильо сокрушенно покачал головой, словно просил извинения.

— Я задержу вас всего на несколько минут, честное слово. Я понимаю, как вам некстати эта поездка; но, поверьте, виной тому просто из ряда вон выходящий случай. — Он прищелкнул языком, желая показать, что и сам крайне опечален случившимся. — Господи, что за день! Я получил очень тревожное известие. Взбунтовавшиеся войска движутся к Мадриду; поговаривают, что, возможно, королеве придется уехать во Францию, а здесь, в Мадриде, ожидаются уличные беспорядки… Видите, что творится! Но политика политикой, а мы, представители правосудия, должны мужественно выполнять свой долг. Dura lex, sed lex[48]. Вы согласны со мной?

— Простите, сеньор Кампильо, но мне трудно собраться с мыслями. По-моему, это не самое лучшее место для…

Комиссар поднял руку, умоляя его немного потерпеть.

— Вам придется составить мне компанию.

Выйдя из кабинета, он указал пальцем на какую-то дверь. Они спустились на несколько ступенек вниз по лестнице и зашагали по унылому коридору. Стены коридора были облицованы голубой кафельной плиткой, потолок покрывали пятна сырости. Их путь освещали тусклые газовые фонари, которые раскачивал ледяной сквозняк. Дон Хайме, одетый в легкий летний сюртук, зябко поежился. Эхо шагов гулко отдавалось под сводом потолка, теряясь где-то вдали, в конце коридора.

Кампильо остановился возле стеклянной двери и толкнул ее, приглашая своего спутника войти первым. Дон Хайме очутился в небольшом помещении, уставленном старыми деревянными шкафами картотеки. Навстречу им из-за письменного стола поднялся какой-то служащий. Он был неопределенного возраста, худой, в белом халате, покрытом желтоватыми пятнами.

— Семнадцатый номер, Лусио. Будь так любезен.

Служащий взял со стола бланк и, держа его в руке, открыл одну из дверей в противоположном конце помещения. Прежде чем пойти за ним, комиссар достал из кармана гаванскую сигару и предложил ее дону Хайме.

— Благодарю вас, сеньор Кампильо, я не курю.

Комиссар рассеянно поднял брови.

— Должен признаться, вас ожидает не слишком приятное зрелище… — произнес он, беря сигару зубами и поднося к ней спичку. — А табачный дым помогает вынести и не такое.

— О чем вы говорите?

— Сейчас увидите сами.

— Что бы там ни было, курить я не буду.

Комиссар пожал плечами.

— Как вам угодно.

Они вошли в просторный зал с низким потолком, усеянным пятнами сырости; стены покрывал все тот же голубой кафель. В углу стояла широкая раковина, из крана капала вода.

Дон Хайме невольно замер; ледяной холод, царивший в этом странном помещении, пронзил его тело до самых костей. Он никогда раньше не был в покойницкой и не представлял себе, как безотрадно и угрюмо это место. Большие мраморные столы стояли параллельно друг другу; четыре из них были покрыты простынями, под которыми угадывались неподвижные очертания человеческих тел. Дон Хайме на миг закрыл глаза, набрал в легкие воздуха, но тут же выдохнул, почувствовав тоскливую тошноту. В зале стоял странный запах.

— Это фенол, — объяснил комиссар. — Его используют как антисептик.

Дон Хайме молча кивнул. Его глаза не отрываясь смотрели на один из столов, где покоилось неподвижное тело, укрытое простыней. Из-под края простыни виднелись человеческие ноги. Они были желтоватого цвета и при свете газового фонаря отливали голубизной.

Хенаро Кампильо проследил за направлением его взгляда.

— Это тело вы уже видели, — сказал он развязным тоном, показавшимся дону Хайме вопиющим кощунством. — Нас сейчас интересует нечто другое.

Он указал своей сигарой на соседний стол, тоже накрытый простыней. Под ней угадывался небольшой изящный силуэт.

Выпустив целое облако дыма, он подвел дона Хайме к столу.

— Тело нашли в Мансанаресе утром, приблизительно в то же время, когда мы с вами мирно беседовали во дворце Вильяфлорес. Ее сбросили туда прошлой ночью.

— Ее?..

— Да-да, совершенно верно. — Он ехидно усмехнулся, словно во всем происходящем было нечто весьма забавное. — И уж поверьте мне: самоубийство или несчастный случай здесь исключаются… Последний раз предупреждаю: послушайтесь моего совета, возьмите сигару… Ну, как хотите. Предупреждаю, сеньор Астарлоа: зрелище, которое вы сейчас увидите, удастся забыть не скоро; это не для слабых нервов. Но нам необходимы ваши показания, чтобы установить личность погибшей. А установить личность в данном случае не так-то просто… И сейчас вы поймете почему.

Беседуя с доном Хайме, он сделал знак служащему, и тот откинул покрывавшую тело простыню. Дон Хайме почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Он с трудом подавил ее, судорожно сглотнув. Ноги у него ослабели, и он ухватился за край мраморного стола, чтобы не упасть на пол.

— Узнаете?

Дону Хайме стоило неимоверных усилий удержать взгляд на обнаженном мертвом теле. Перед ним лежала молодая женщина среднего роста, еще совсем недавно, должно быть, красивая. Кожа была воскового цвета, живот глубоко запал между выступающими тазовыми костями; некогда прекрасные груди свисали по обе стороны туловища, руки были вытянуты и тверды.

— Неплохая работа, согласитесь, — пробормотал Кампильо, стоя у него за спиной.

С огромным трудом дон Хайме заставил себя рассмотреть то, что раньше было лицом, а теперь чудовищной мешаниной мяса, кожи и костей. Носа не было вовсе, на месте рта чернела лишенная губ дыра, в которой белели разбитые зубы; на месте глаз — пустые багровые впадины. Пышные черные волосы были спутаны и слиплись от грязи и речного ила.

Не в силах выдержать это леденящее душу зрелище, дон Хайме попятился. Комиссар заботливо коснулся его плеча; до него донесся запах сигарного дыма, затем голос, показавшийся ему сначала отдаленным гулом: