– Куда теперь? – спросил он, усадив Элли, девочку и миссис Крандалл в карету.

– Я хочу домой.

– Домой… туда, где вы жили до поступления в школу миссис Семпл? – спросил Джек, решив, что дед все-таки обеспечил ее. Джек был бы этим изумлен, но одновременно и обрадован, поскольку при этом улаживались и его проблемы. Он не хотел расспрашивать Элли о ее беседе с маркизом, пока они не останутся наедине.

– Домой в «Красное и черное», конечно. Куда же еще?

– Ура! – закричала Харриет. – Я же говорила, что старый жадюга не поможет ей бросить нас! Вы должны мне пони, папа.

Элли вновь заговорила учительским тоном:

– Пожалуйста, мисс, выражайтесь о старших уважительно, особенно о моем деде. И я считаю своим долгом сообщить, что старый жадюга предложил мне увесистый кошелек за то, чтобы я бросила тебя. Или по крайней мере уехала из Лондона.

Джек отослал свою лошадь домой с грумом. Он уселся рядом с Харриет, напротив Элли и Мэри Крандалл.

– Но вы его не взяли, – предположил он.

– Нет, не взяла. Я остаюсь.

Миссис Крандалл облегченно вздохнула, а Харриет снова принялась издавать радостные вопли, пока кучер не спросил, обернувшись:

– У вас все в порядке, кэп?

– Нет. То есть да, все в порядке, Джеймс. Поезжайте. Но вы, мисс Силвер, у нас не останетесь.

Элли уже приняла решение. Довести лорда Монтфорда до апоплексического удара составляло только часть ее решения.

– Нет, остаюсь. Я понимаю, что это противоречит всему, что я говорила раньше, однако я пришла к выводу, что я нужна здесь.

– Это мой клуб, мой дом и моя подопечная. Я говорю – нет.

– Папа!

– Замолчи, Харриет, я разговариваю с капитаном. Итак, сэр?

Джек глубоко вздохнул:

– Я пришел к выводу, что ваше присутствие в «Красном и черном» неприлично.

И это было истинной правдой.

Мисс Силвер пощелкала языком – как настоящая гувернантка.

– Теперь? Когда прошло столько времени? Разве не об этом я говорила вам с того момента, как приехала в «Красное и черное»?

– Жаль, что мы не заключили пари. Я должен был бы вам лошадь.

– Не говорите глупостей. Вы просили меня остаться. По сути, вы просто умоляли меня не оставлять вас одного с ребенком, с которым вы не умеете обращаться. Вы предложили мне хорошее жалованье и пошли на уступки. – Имя Рашель Пуатье осталось неназванным, но ее изгнание словно висело в воздухе между ними.

– Одно дело тогда, другое дело теперь, – не соглашался Джек.

– Ничего не изменилось.

– Все изменилось. Во-первых, вы внучка Монтфорда.

– Я внучка Монтфорда с самого рождения. Сегодня я не более близкая ему родственница, чем была вчера. В сущности, даже меньше, потому что теперь я тоже не желаю признавать наше родство.

Джек не обратил внимания на ее объяснения.

– А Хэпворт опубликовал свою злобную ложь.

– Утром он ее опровергнет.

– Таким мелким шрифтом, что никто не сможет ее прочесть, если и найдут заметку на последней странице, куда он ее засунет.

– Но я буду знать, что заметка там есть. Вы и Харриет уже знаете правду, знает ее и мистер Берквист и персонал клуба. Мнение остальных не имеет значения.

Джек похлопывал кнутом для верховой езды по высокому голенищу сапога.

– Вы всегда говорили, что для вас имеет значение хорошее мнение любого жителя Лондона, если не всей Британской империи.

– Однако вы убедили меня, что это глупо. Вся ваша карьера – пример того, как можно жить своей жизнью, в соответствии со своим решением, а не с решением кого-то другого.

Его собственные резоны теперь обратились против него, тогда как он пытался прибегнуть к противоположным резонам. Но Джек не обратил на это внимания и продолжал, как если бы мисс Силвер ничего не сказала:

– Ню теперь мы с Харриет хорошо знакомы, и у меня нет сомнений, что мне удастся ее воспитать. Это маленькая леди, которая прекрасно себя ведет.

Мэри Крандалл кашлянула в кулак, а Харриет сказала:

– Папа, если вы будете и дальше так лгать, у вас вырастет нос, а глаза станут косить. Так всегда говорила миссис Семпл.

– Сиди тихо, Харриет, когда взрослые разговаривают.

– Я думала, что вы говорите обо мне.

– Не вмешивайся. Ты еще слишком маленькая, чтобы понять всю ситуацию полностью.

Элли в отличие от Харриет понимала ситуацию прекрасно. Она-то была отнюдь не маленькой. Но она была и не так стара, чтобы жить под одной крышей с мужчиной и не вызвать косые взгляды. Теперь, когда стало известно, что она принадлежит к тому же слою общества, что и капитан – слою, в котором он родился, во всяком случае, – он не мог играть с ее репутацией, не женившись на ней. Кодекс благородного поведения не позволял капитану Эндикотту держать женщину благородного происхождения, достигшую брачного возраста, в холостяцкой квартире. Бедная гувернантка без всяких связей или гувернантка среднего возраста – это совершенно другое дело, ей почти не грозил общественный остракизм. Джек мог не волноваться, что общество думает о нем лично, но его очень даже волновало, как бы ему не оказаться женатым человеком.

– Капитан, – сказала Элли, – перестаньте ткать полотно из лунных лучей. Я не знаю, чем вы озабочены больше – моими высокопоставленными родственниками или моей низко опустившейся репутацией, но я понимаю одно: надеяться мне не на что. То есть кроме моего жалованья.

Харриет посмотрела на Джека.

– Что она хочет сказать – не на что надеться? Это значит, что вы не купите ей лошадь?

– Это значит, моя дорогая, следующее, – сказала Элли, не глядя на капитана. – Я не надеюсь, что он предложит мне замужество, а если и предложит по каким-то несерьезным соображениям, я откажусь. Я никогда не выйду замуж за владельца игорного притона.

– «Красное и черное» – вовсе не притон, – возразил Джек.

– Это самое лучшее казино, – с гордостью подтвердила Харриет. – С совершенно новыми колодами карт каждый вечер и с настоящими свечами, а не сальными.

– Да, против этого трудно устоять. Но ты ошибаешься, Харриет, все равно «Красное и черное» остается местом, куда джентльмены приходят, чтобы пить сверх меры, заключать пари сверх их доходов и вести себя неприлично с хорошенькими женщинами. Гувернантка поступает на такое место, которое ей предлагают. Леди так не делает, потому что она должна думать о будущем своих детей. Станут ли ее сыновья, когда вырастут, шулерами и игроками в кости? А ее дочери будут ли сдавать карты? Таких детей никогда не будут принимать в высшем обществе, у них никогда не будет возможности выбрать себе карьеру и супругов. – Элли повернулась к Джеку, улыбаясь, словно желая показать, что ничего личного в ее отказе от предложения, которое ей сделали, нет. – Так что, как видите, сэр, вам ничего не грозит.