Внезапно Эрик резко повернулся и опустился на колени рядом с убитым мною. Он взял кинжал, обтер его и решился надеть на себя рубаху с его плеча. С нескрываемым отвращением я смотрела, как он с трудом раздевал труп и стягивал через голову свою рубаху. Я видела кровь убитого на белом льне, еще не высохшую, оставленную кинжалом прореху, через нее виднелась его белая кожа… И тут я вышла из оцепенения. Был ли он сыном короля или нет — не знаю. Но он оставался варваром, и это навсегда.

Шатаясь, я отошла подальше. Возле стены меня вырвало. Жирная крыса неожиданно промчалась у самых моих ног. Содрогнувшись от омерзения, я пыталась удержаться за стену. Я хотела домой, где была еда и мягкая постель. И Эмилия, которая смогла бы меня успокоить. До меня донеслось напряженное дыхание Эрика. Да, я хотела покинуть его. И чем скорее, тем лучше. Он раздражал меня; его глаза, которые изучали меня столь выразительно и одновременно отвлеченно. Дрожь пробежала по моей спине в тех местах, которых он касался. Разум мой помутился — мне следовало бежать прочь от него! Если бы только я была дома — Боже милостивый, дома.

А дома была война. Дома просто не было, во всяком случае, того, который я знала и любила. Замок Берг переполнен сейчас людьми, ищущими защиты. Кругом шум, запах гари, кричащие, умирающие мужчины, причитающие женщины, орущие дети… Еды не хватает, вода ограничена, и нигде нет покоя… с содроганием я вспомнила о последней осаде. Тогда еще была жива мать. Она все держала под своим контролем, не смея даже на мгновение потерять самообладание: утешала женщин, укачивала детей, тащила соломенные шары и размешивала масло в чане, раздавала мужчинам со своей солнечной улыбкой поджаренный хлеб, и везде, где бы она ни появлялась, становилось спокойней… Отец гордился ею! С какой охотой я раскрыла бы перед ней свою душу, рассказала бы о том, что мне выпало пережить. Она бы поняла все. И поняла бы даже, почему не хочу видеть рядом с собой мужчину, который присвоил себе одежду убитого.

У лаза кто-то запищал. То была крыса. Я подняла с земли камень и бросила в нее. Она моментально смылась.

— Эй, что ты здесь делаешь? — раздался высокий возмущенный голос.

И тут же на меня уставились два неестественно светлых зеленых глаза, и возле меня оказался в высшей степени странный человечек — такого, как он, я не видела никогда в жизни! Вдвое меньше меня ростом, с огромной лысой головой и круглый, как шарик. С морщинистого лица на меня смотрели два детских глаза.

— Пресвятая Дева Мария, не оставь меня своею милостью, — прошептала я, отшатнувшись.

Глаза у человечка сузились до щелок.

— Ты убила мою крысу. — Он приблизился. — И ты отвратительна. — Тут он увидел в пещере двух убитых, и глаза его округлились от удивления. — Да ты еще и людоедка!

От ужаса я отступила назад.

— Мама! — прокаркал человечек.

Во рту у него не было ни единого зуба. Когда он кричал, была видна вся его глотка, где отсвечивал нежно-красным цветом язычок.

— Мама-мама! — Он немного продвинулся в стену лаза. — Мама-мама!

Господи, не оставь меня своею милостью… Черт добрался до меня…

— Что случилось? Что у вас тут, Элеонора? — Эрик увидел мое искаженное ужасом лицо, но не заметил человечка, ставшего тому причиной. — Так что же, графиня?

— Матерь Божья… благословенная… Взгляни же вперед… — кусая до крови пальцы, пробормотала я.

— Ничего особенного! Лошади ржали! — Он заглянул за угол. — Вы чрезмерно возбуждены, графиня. Я уже готов, и мы поскачем домой.

— У нас гости? — Перед нами предстала хозяйка пещеры. Женщина средних лет, в мрачных, лоснившихся одеждах, босая и с большой вязанкой дров на спине. Ее черные, как смоль, волосы были заплетены в две косы и блестели в солнечных лучах, в руке она держала платок грязно-серого цвета. Но более всего поражало ее лицо. Я не могла бы сказать сразу, что в нем было для меня неприятным; впалые щеки, мелкие морщины… Нет. Ее рот был неестественно перекошен. И ее глаза… Один зеленый, а другой карий. Кожа на моей спине от страха покрылась пупырышками. У нее совершенно разные глаза. Глаза ведьмы…

— Мама, она убила мою крысу, эта отвратительная людоедка! — пожаловался маленький тролль и, тяжело ступая своими слишком большими ногами, направился ко мне. — Ты виновата, ты…

— Я не хотела, прости меня… — прошептала я, отступая.

И натолкнулась на Эрика, стоявшего за мной и положившего мне на плечи руки. Женщина с любопытством рассматривала нас.

— Ко мне сюда давно никто не приходил, — произнесла она, скрестив руки на своем тощем животе.

— Она убила мою крысу, — продолжал сердиться человечек.

Он с силой тянул ее за юбку и начал уже жалобно плакать.

— Успокойся же, Петерхен. Мы найдем тебе нового любимца.

Успокаивая, она гладила его по лысому черепу, пытаясь поймать взгляд Эрика.

— У вас есть еда? Могу предложить вам кусок хлеба. Хотите? — спросила она.

В ее двухцветных глазах вспыхнула жадность. Эрик покачал головой.

— Вы… вы простите нас за вторжение. Нас преследовали, и нам пришлось вступить в бой.

— Вижу. — Голос ее звучал раздосадованно. — Хаймбахская падаль. Я была бы вам признательна, если бы вы убрали отсюда трупы, пока они не начали разлагаться и вонять.

Эрик поставил на место опрокинутый котел и заглянул внутрь.

— Предложить супа я, к сожалению, теперь не смогу… — Она впервые улыбнулась, и ее перекошенный рот придал ее лицу плутовское выражение.

Потом она сгрузила свою вязанку дров и принялась пучком соломы мести пол.

— Элеонора, прошу вас… помогите мне, — шепнул Эрик. — Помогите нести!

Я сжала зубы, и вдвоем мы поволокли убитых прочь из пещеры в кусты, где вороны могли заняться своим делом. Женщина ожидала нас у лаза в пещеру.

— Кто ты? — спросил Эрик.

— Меня называют травницей Гретой. Я варю снадобья для поправки здоровья, а также для исполнения желаний на любой вкус. Я знаю много рецептов…

Так я и знала — то была ведьма-травница! Она следила за нами своими разными глазами.

— Нужно ли вам снадобье? Может быть, для обретения счастья? Или для того, чтобы стать красивой, девушка? — Она подошла ближе и коснулась рукой моего израненного лица. — Может быть, нужно такое снадобье, которое вновь сделает ваше лицо целым и невредимым? Со светлой кожей, прекрасным и нежным. А твои волосы — светло-русыми, с золотым отливом? Чтобы нравиться любимому тобой человеку — а, как считаешь?

Я с трудом постигала то, что она говорила, но голос ее, манящий и воркующий, заставлял мое сердце учащенно биться.

— У меня есть особенная мазь, она готовится в полнолуние из семян ясенца и аглеи — нанеси ее на раны, и уже утром твое лицо будет чистым. А на ночь сделай глоток росы алхимиллы — чудесное средство от веснушек, девушка.