Внезапно Ци обернулась к окну. Сань попятился. Она увидела его? Отступив в темноту, он подождал. Но Ци занавеску трогать не стала. Сань вернулся к окну и стоял там, пока На не задула огонек и комната не утонула во мраке.

Сань не шевелился. Собака, одна из тех, что ночью бегали по усадьбе, стерегли ее от воров, подошла, обнюхала его руки.

— Я не разбойник, — шепнул Сань. — Я просто мужчина, который желает женщину, и возможно, однажды она станет моей.

С этой минуты Сань начал искать общества Ци. Осторожно, чтобы не напугать ее. И не желая, чтобы другим слугам бросился в глаза его интерес к ней. Зависть среди прислуги вспыхивает ох как легко.

Много времени прошло, прежде чем Ци поняла Саневы осторожные знаки. Они начали встречаться возле женской комнаты, после того как На обещала никому не говорить. За это она получила пару башмаков. В конце концов, почти полгода спустя, Ци стала иной раз проводить ночи в комнате у Саня. Когда она была с ним, Сань испытывал радость, которая прогоняла все мучительные тени и воспоминания, обычно окружавшие его.

Обоим — и Саню, и Ци — было ясно, что они хотят прожить жизнь сообща.

Сань решил поговорить с Эльгстрандом и Лудином, испросить разрешение жениться. И пришел к ним однажды утром после завтрака, прежде чем миссионеры занялись многочисленными делами, наполнявшими их дни. Он изложил свою просьбу. Лудин молчал, говорил Эльгстранд:

— Почему ты хочешь жениться на ней?

— Она милая и внимательная. Работает старательно.

— Ци совсем простая женщина, не умеющая всего того, чему научился ты. Она не выказывает интереса к нашей христианской миссии.

— Она еще слишком молода.

— Кое-кто говорит, что она ворует.

— Это досужие сплетни прислуги. От них никому спасу нет. Все обвиняют всех в чем попало. Я знаю, что правда, а что нет. Ци не ворует.

Эльгстранд повернулся к Лудину. Что-то сказал на непонятном Саню языке.

— Мы думаем, тебе надо подождать, — сказал Эльгстранд. — Нам хочется также, чтобы поженились вы по христианскому обряду. Это будет здесь первая такая свадьба. Но время еще не пришло. Так что подождите.

Сань поклонился и вышел, очень разочарованный. Впрочем, Эльгстранд не сказал решительного «нет». В один прекрасный день они с Ци поженятся.

Через несколько месяцев Ци сообщила Саню, что ждет ребенка. Сань возликовал и сразу решил, что, если родится сын, назовет его Го Сы. Вместе с тем он понял, что новая ситуация чревата большими сложностями. В проповедях, какие Эльгстранд и Лудин произносили перед людьми, каждый день собиравшимися во дворе миссии, иные вещи повторялись чаще других. В частности, Сань понял так, что христианская религия придавала чрезвычайно важное значение тому, чтобы люди сперва женились, а уж потом заводили детей. Сходиться до свадьбы — большой грех. Сань долго обдумывал, как поступить, но выхода не находил. Какое-то время еще удастся скрывать растущий живот. Однако придется ему сказать свое слово, прежде чем все раскроется.

И вот Лудину опять понадобились гребцы и лодка, чтобы наведаться в немецкую миссию, расположенную в нескольких десятках километров выше по реке. Как всегда, Сань должен был его сопровождать. В отлучке они рассчитывали пробыть четыре дня. Вечером накануне отъезда Сань попрощался с Ци и обещал, что за это время придумает, как решить их сложную проблему.

Когда через четыре дня они с Лудином вернулись, его немедля вызвал к себе Эльгстранд: есть срочный разговор. Миссионер сидел за столом у себя в конторе. Обычно он всегда предлагал Саню сесть. Но не сегодня. Сань догадался: что-то случилось.

Голос Эльгстранда звучал мягче обычного.

— Как прошла поездка?

— Спокойно, без неожиданностей.

Эльгстранд задумчиво кивнул, пристально посмотрел на Саня.

— Я огорчен, — проговорил он. — Я думал, слухи, дошедшие до моих ушей, лживы. Но в конце концов был вынужден принять меры. Ты понимаешь, о чем я?

Сань понял. Однако сказал «нет».

— Ты еще больше огорчаешь меня. Когда человек лжет, дьявол гнездится в его душе. Разумеется, я говорю о том, что женщина, на которой ты хотел жениться, забеременела. Даю тебе еще один шанс сказать правду.

Сань склонил голову, но не ответил. Чувствуя, как бешено бьется сердце.

— Впервые с тех пор, как мы повстречались на судне, доставившем нас сюда, я очень разочарован в тебе, — продолжал Эльгстранд. — Ты был одним из тех, кто давал мне и брату Лудину уверенность в том, что и китайцы могут подняться на более высокую духовную ступень. Это были тяжкие дни. Я молился за тебя и решил, что ты можешь остаться. Однако тебе необходимо с еще большим старанием и усилием приближать минуту, когда ты сможешь сказать, что веруешь в нашего общего Бога.

Сань по-прежнему стоял опустив голову, ждал продолжения, которого не последовало.

— Это все, — сказал Эльгстранд. — Возвращайся к работе.

В дверях Сань услышал за спиной голос Эльгстранда:

— Ты, конечно, понимаешь, что Ци не могла оставаться здесь. Она покинула нас.

Сань вышел во двор совершенно оглушенный. Его охватило такое же чувство, как и после смерти братьев. Его снова прибили к земле. Он разыскал На, за волосы выволок из кухни. Впервые Сань применил силу по отношению к прислуге. На с криком бросилась наземь. Сань быстро понял, что донесла не она, а пожилая служанка, подслушавшая доверительную беседу Ци и На. Сань с трудом подавил желание накинуться и на нее. Ведь тогда и ему придется уйти из миссии. Он привел На в свою комнату, усадил на табурет.

— Где Ци?

— Она ушла. Два дня назад.

— Куда ушла?

— Не знаю. Она очень опечалилась. Убежала.

— Наверно, она все-таки хоть что-то сказала о том, куда пойдет?

— По-моему, она сама не знала. Я думала, она пойдет к реке, будет ждать тебя там.

Сань рывком вскочил, выбежал из комнаты и поспешил в гавань. Но Ци там не нашел. Искал ее почти весь день, расспрашивал людей, однако никто ее не видел. Он говорил с гребцами, и они обещали сообщить, если Ци объявится.

Когда он вернулся в миссию и снова встретил Эльгстранда, тот словно уже забыл о случившемся. Готовился к богослужению, предстоявшему наутро.

— Тебе не кажется, что двор следует подмести? — дружелюбно спросил Эльгстранд.

— Завтра утром все приберут, я прослежу, чтобы к приходу людей все было чисто.

Эльгстранд кивнул, Сань поклонился. Видно, Эльгстранд считал, что грех Ци так тяжек, что ей нет спасения.

Сань не мог понять, что есть, стало быть, люди, которым никогда не приблизиться к великой благостыне, пусть даже их грех заключается в том, что они любили другого человека.

Он смотрел на Эльгстранда и Лудина, которые о чем-то разговаривали возле конторы.