Явно не вписывалась в общий ряд маленькая надпись красным фломастером на потолке:

«Витя Цой, мы ждем перемен!»

Мы встали сбоку обшарпанной двери, вне видимости глазка, а Глайзер остался перед дверью.

– Кто? – глухо спросили из-за двери.

– Мне нужен Павел.

– Он спит, – бросили из квартиры.

– Разбудите его! – крикнул Глайзер. – Срочно нужен.

Послышались шорох и недовольное бурчание.

– А кто это?

– Его друг.

– Какой?

– Вы можете его позвать, наконец? – гневно воскликнул Максим.

– Сейчас.

Минуты две прошло в ожидании. Наконец дверь приоткрылась и из нее вылез плюгавый парень. Я кивнул Глайзеру – он самый.

– Что такое? – непонимающе спросил он.

– Выходи, сволочь! – рявкнул Гера.

Павел обернулся, увидел нас и постарался захлопнуть дверь. Но сделать этого не успел – мы помешали.

– Что такое? – в третий раз сказал он, но Глайзер, не говоря ни слова, ударил его в челюсть. Затем схватил за голову и ударил ею об стену.

Кровь разукрасила стенку в красный. Подъезд огласился ревом и громким матом. На шум выбежал его отец, мужик в рваной тельняшке и с опухшим лицом. Увидев, что происходит, он попытался оттащить Глайзера, но тут же стушевался и вернулся в квартиру.

Максим отпустил Павла и, прислонив его к стене, сказал:

– Ты знаешь, козел, на кого ты вчера наехал? Знаешь, кого ты раздел? Ты раздел мою сестру, тварь!

– Козел! – поддакнул Леша и ударил его по печени.

Парень согнулся, а из двери опять выскочил его отец. Теперь уже с напильником в руках. Размахнувшись, он ударил стоявшего рядом с ним Лешу по лицу. Взмахнув руками, тот упал на Глайзера.

Гера свалил мужика с ног и стал избивать его. Мужик быстро обмяк.

Леша поднялся с пола и, обхватив голову руками, выругался. Его правая щека была изодрана напильником, а вся одежда перепачкана кровью.

Глайзер прижал Павла к стене. Гера сказал:

– Может, не будем его к тебе везти? Пусть Рустам сюда приедет.

– Да, – согласился Макс и затряс парня. – У тебя есть телефон?

– В коридоре, – глухо сказал Павел, сплевывая кровь.

Глайзер переступил через отца Павла, который начал приходить в себя, и зашел в квартиру.

Из-за соседской двери напротив раздался испуганный старческий голос:

– Прекратите, сволочи! Я сейчас в милицию позвоню!

Я подошел и с размаху ударил ногой по двери. Причитания сразу прекратились.

Отец Павла поднялся.

– Спокойно, – надвинулся на него Гера. – Твой сын вчера ограбил и чуть не изнасиловал девушку. Сейчас приедет один человек, и будем решать эту проблему.

Мужик заметно сник. Из комнаты вышел Глайзер.

– Через пятнадцать минут, – коротко сказал он.

Но Рустам приехал даже раньше – минут через десять. Ни с кем не поздоровавшись, он подошел к Глайзеру и, указав на Павла, полуутвердительно спросил:

– Этот?

И без дальнейших разговоров вошел в квартиру. Гера потащил Павла за ним.

– Пацаны, спасибо, – сказал Макс Леше и мне. – Спасибо. Вы можете уже идти. Помогли, еще раз спасибо. Ты, Леха, наверное, щеку зеленкой замажь или антисептиками какими. Этот дебил, конечно, за это тоже ответит. Все, идите, вечером увидимся.

– Ты себе лучше зеленкой что-нибудь замажь, – хмуро улыбнулся Бельмуд. – Ладно, до вечера.

Спустившись по лестнице на улицу, мы вдохнули свежий воздух и немного постояли, глядя на проезжавшие машины. Серый, видимо, уже уехал.

– Иди домой, Леша, – сказал я, – тебе действительно нужно пластырь наклеить.

– Да ладно… Поздравишь Катю сегодня от меня.

– Поздравлю. Счастливо.

Я проводил его взглядом. Вернусь от Кати – обязательно позвоню Глайзеру, узнаю, чем все кончилось. Хотя и так все понятно…

На Южном рынке я пробыл минут двадцать. Маленький прилавок в его дальнем конце был до отказа забит плюшевыми игрушками. Я равнодушно взглянул на них и увидел того самого розового медведя, которым восхищалась Катя. Стоил он недешево, но я все равно его купил.

Схватив его за загривок и чувствуя себя немного неуютно, я сразу пошел к Кате.

На автобусной остановке ко мне привязалась цыганка.

– Слышь, красивый, угости сигареткой…

– Иди отсюда, – процедил я.

Она схватила меня за руку.

– Ты куда-то спешишь. Не ходи туда, плохо закончится.

– Что плохо закончится? – сердито спросил я.

Цыганка пожала плечами:

– Возвращайся домой.

– Да отстань от меня! – воскликнул я и впрыгнул в подъехавший автобус. Цыганка осталась на месте, качая головой, а я не стал забивать себе этим голову.

Вскоре я был на месте. Остановившись у калитки, я спрятал медведя за спину и открыл дверь. Во дворике, на скамейке, сидел незнакомый мне парень, раздетый до пояса.

– Что надо? – спросил он, выкидывая сигарету.

Я опешил, но он сразу сменил тон.

– Ты Омар, что ли? Ну, проходи.

Из комнаты громко доносилась музыка. Я вошел в дом.

Я наконец решил пригласить Лилит к себе. Отец в Николаеве, мешать никто не будет. Постараюсь устроить что-нибудь романтическое, со свечами и тихой музыкой. Как же давно я не делал ничего подобного! Главное, чтобы получилось не так, как в прошлый раз.

Насвистывая мотив песни про снегирей, которую пели ненавистные мне «Иванушки», я позвонил Лилит. Как я и ожидал, она сразу же согласилась.

До вечера было еще далеко, и мне не хотелось пока ничем заниматься. Разве что наклеить портрет Че Гевары, который я вырезал вчера из журнала, на стену, в свою «галерею». Разместив его между портретами Махно и Щорса, я отошел на шаг, оценил и остался доволен. Из самого угла на меня угрюмо смотрели Чапаев и Колчак.

Но все равно я маялся от безделья. Бывают такие дни, когда вроде бы и работа есть, да только делать ничего не хочется. Сидишь и тупо смотришь в потолок, не получая от жизни никакого удовольствия.

Пересилив себя, я снова подошел к телефону и набрал номер Омара. Минуты две я внимательно слушал длинные гудки, а затем положил трубку. Его совершенно очевидно не было дома. У Кати сегодня день рождения, наверняка он уже у нее.